Алексей Карпов - Андрей Боголюбский
Некоторые обстоятельства этих переговоров, как всегда с дополнительными подробностями и неведомо откуда взявшимися именами, приводит Никоновская летопись, которая, напомню, неверно датирует всё происходящее 1160 годом. Сообщив о «прении» у царя Мануила в присутствии русских послов, книжник XVI века продолжает свой рассказ о злоключениях русского епископа — правда, в его версии, не Леона, а Нестора: «Того же лета» от патриарха Луки к князю Андрею Юрьевичу пришёл посол, некий Андрей, требуя вернуть епископа «на свой ему стол Ростов и Суздаль, да не заблужает в чюжих странах». А ниже под всё тем же 1160 годом, после рассказа о «расширении» стольного града Владимира и намерении князя утвердить в нём «митрополию», читаем: «И посла [князь Андрей] в Констянтинъград к патриарху посла своего Якова Станиславича, да благословит град Владимерь митропольею и да поставит в него митрополита… Пресвященный же Лука патриарх Коньстянтиноградьский сиа слышав и пред священным собором повеле прочести посланиа его, ту же сушу и Нестеру епископу Ростовъскому и Суздальскому, еще же и послу Феодора митрополита Киевскаго и всеа Руси, и посла к нему посланиа сице…», после чего, собственно, и следует текст патриаршей грамоты. Мы уже говорили об ошибочности той даты, которой обозначено послание патриарха в Никоновской летописи. Из-за неё действующим лицом описываемых событий оказывается киевский митрополит Феодор, что вряд ли возможно. Столь же малодостоверны и имя Нестора (хотя, может быть, и он участвовал в патриаршем соборе?), и имена патриаршего посла Андрея и Андреева посла Якова Станиславича. Последнее имя попало, между прочим, в текст самой грамоты в редакции Никоновской летописи. Замечу, что оно могло быть извлечено составителями летописи из источника, никак не связанного с переговорами Андрея Боголюбского с патриархом: точно так же, Яковом Станиславичем, звали некоего новгородского воеводу, упомянутого в той же Никоновской летописи несколькими листами ниже в связи с событиями новгородско-смоленской войны 1167 года{185}.
Но если все эти подробности и дополнения не внушают доверия, то текст самой грамоты патриарха Луки — во всяком случае, в той её редакции, которая сохранилась в списке XVII века и которую мы назвали Краткой, — скорее всего, более или менее верно отражает утраченный греческий оригинал[72]. Обратимся к её содержанию, немало дающему для понимания личности князя Андрея Боголюбского и сути проводимой им политики.
Послание обращено к «любимому о Господе духовному сыну, преблагородивому князю ростовскому и суздальскому», чья грамота «к нашему смирению», то есть к патриарху, принесена была княжеским послом (по Никоновской летописи, уже известным нам Яковом Станиславичем). Из грамоты этой, прочитанной «в соборе», «уведавше», пишет патриарх, «оже в твоей земли твоим поч[и]танием благочестие уширяется, яко многи по местом молебныа домы создал еси Богу… Сказывает же нам писание твое, иже град Володимерь из основаниа воздвигл еси велик, со многом человек; в ней же (во Владимире. — А. К.) церкви многи создал еси…». За это князь удостоился похвалы патриарха и всего собора: «…доброе се твое поч[и]тание вси похвалихом, и еже к Богу правую твою веру готовахом». Оказывается, об усердии князя и его активном церковном строительстве патриарху стало известно не только из княжеской грамоты, но и «от того самого епископа твоего», то есть от Леона (в версии Никоновской летописи: от Нестора): «многа и сей благая о благородии твоем свидетельствова пред нашим смирением, и пред божественном собором, и пред державным нашим и святым царём» (заметим, что в грамоте воспроизведён русский перевод обычного титула византийских императоров; заметим также, что о встрече епископа Леона с «царём», как мы помним, сообщает и Лаврентьевская летопись). Наверное, эти слова должны были расположить князя к изгнанному им епископу. Но дальше патриарх переходит к конкретным просьбам, с которыми обращался к нему князь, — и на все даёт резко отрицательные ответы.
Так, выясняется, что князь просил патриарха о выделении Владимира из состава Суздальской епархии и об открытии новой, во Владимире, причём сразу же в статусе митрополии, называя имя готового кандидата на новую кафедру — «владыки» Феодора. На это патриарх категорически не соглашался: «…А еже отъяти таковый град (то есть Владимир. — А. К.) от правды епископьи ростовскиа и суждальскиа и быти ему митрополиею, не мощно есть то». Патриарх ссылался на постановления вселенских соборов, запрещающие разделение епархий и предписывающие, дабы в каждой области была только одна митрополия: «…Понеже., не иноя страны есть, ни области таковый град (Владимир. — А. К.)… но тое же самое земли и области есть, в ней же суть прадеди твои были, и ты сам обладаеши ею ныне, в ней же едина епископьа была издавна и един епископ во всей земли той, ставим же по временом священным митрополитом всеа Руси, иже есть от нас святыя и великия церкве ставим и посылаем тамо». А потому «не можем мы того сотворити… правила убо Святых апостол и Божественых отец каяждо митрополиа и епископьа цело и непорушимо своя держати оправданна повелели…».
Как неоднократно отмечали историки Русской церкви, упомянутые патриархом правила (Четвёртого вселенского собора 12-е; Антиохийского 9-е и др.) относились только к греческим областям, действительно запрещая дробить уже имеющиеся епархии, но едва ли были применимы к России. Здесь скорее могло действовать другое правило (того же Четвёртого вселенского собора 17-е и Шестого собора 38-е), согласно которому церковное управление сообразовывалось с гражданским: поскольку Суздальское княжество при Боголюбском уже никак не зависело от Киева, оно и в церковном отношении могло претендовать на независимость от него путём возведения суздальского епископа в ранг митрополита{186}. Но митрополия должна была объединять несколько епархий — вот почему князь Андрей Юрьевич настойчиво добивался того, чтобы в пределах его княжества оказались по крайней мере два церковных иерарха. Слабость его позиции заключалась в том, что он хотел всего и сразу, одновременно решал несколько весьма сложных церковных вопросов, настаивая вместе и на смене епископа, и на повышении его статуса, и на вычленении Владимира из состава Суздальской епархии. К тому же кандидат, предложенный им, оказался совсем не подходящим в глазах патриарха. Впрочем, о «владыке Феодоре» мы ещё будем говорить подробно, поскольку судьба его решится позже. Пока же заметим, что в Константинополе вообще крайне неохотно шли на создание новых епископских кафедр в русских городах. Так, например, создать новую Смоленскую епархию задумывал ещё Владимир Мономах, но осуществить этот замысел удалось лишь его внуку, первому самостоятельному смоленскому князю Ростиславу Мстиславичу в 1136 году. В конце концов будет образована и Владимирская епархия, выделившаяся из Ростовской. Но случится это лишь в 1214 году, когда княжеские столы во Владимире и Ростове будут занимать разные князья, пускай и родные братья, — то есть формально будут соблюдены принятые в Греческой церкви правила образования новых епископских кафедр. Станет Владимир и митрополией, но ещё позднее — в 1299 году, когда митрополит-грек Максим, «не терпя насилия татарского», переселится сюда из Киева, избрав Владимир своей резиденцией.
