Николай Афанасьев - Фронт без тыла (Записки партизанского командира)
Но и в этих условиях полк не прекращал нападений на врага. Все тот же "Журнал боевых действий" содержит записи о том, что 5 октября нами были высланы три диверсионные группы на железную дорогу Псков - Порхов и Псков Плюсса, что 7 октября на задание ушли еще три группы, что еще четыре группы под командованием Титова и Никитина действовали на вражеских коммуникациях с более раннего времени. И все это принесло свои плоды: 11 октября группа Рудакова пустила на железной дороге Псков - Порхов под откос эшелон из 7 пассажирских вагонов, 3 платформ с техникой и 4 крытых товарных вагонов; в ночь с 15 на 16 октября группа Объедкова между разъездами Тригорша и Роща подорвала эшелон с живой силой и техникой. Короче говоря, полк не просто искал новых районов для базирования - он действовал.
***
Мы уходили все дальше и дальше к югу. Упорно я настойчиво искали пригодное для базирования место и никак не могли его нащупать. Повсюду мы встречали подразделения карателей и полицаев, пусть не такие активные и многочисленные, как в районе Струг Красных, но представлявшие для нас с каждым днем все большую и большую угрозу: полк угасал, он не способен уже был на серьезное сопротивление. Ведь нас оставалось уже меньше 100 человек! Приходилось маневрировать, уклоняться от стычек, двигаться все дальше и дальше на юг. А в довершение всех бед в одной из перестрелок была начисто выведена из строя рация и связь с советским тылом мы утратили.
Наше положение было тяжелым еще и потому, что сугубо необходимое теперь пополнение своих рядов мы не могли провести, не рискуя при этом потерять все. Ведь постоянно кочуя, мы не имели тесной связи с местным населением, а поэтому не могли быть уверены в том, что среди желающих пойти в партизаны не окажется предателя. А такой человек, пусть даже один-единственный, в нынешних условиях и при мизерной нашей численности очень легко мог стать причиной гибели всего полка. Короче говоря, положение становилось критическим: с одной стороны, принять пополнение необходимо; с другой - слишком опасно. И нет времени на раздумья: с каждым днем нас становится все меньше и меньше, угроза гибели полка превратилась в ясно ощутимую реальность.
Но мы по-прежнему двигались на юг, по-прежнему искали подходящий район, по-прежнему устраивали диверсии. И места, за которые можно было бы зацепиться, мы все-таки нашли. Правда, воспользоваться ими тогда не удалось - просто потому, что полк к этому времени уже только назывался полком: нас осталось всего 66 человек, причем добрую половину 'составляли больные и раненые. Единственно правильным было решение о выходе в советский тыл. Но, забегая вперед, скажу, что в разведанные тогда районы мы вернулись очень быстро: возродившийся 1-й полк развернул здесь вскоре активные боевые действия. Пока же из Ругодев-ского леса, расположенного в южной части Судомской возвышенности, мы двинулись сначала к югу, а затем к востоку - к линии фронта.
Казалось бы, ни о каких боях, ни о каких диверсиях нам нельзя уже было даже мечтать. И все-таки факты остаются фактами: в Ленинградском партийном архиве, например, хранится один из документов тех дней - донесение на мое имя командира диверсионной группы А. Ф. Степанова:
"...С 29 на 30 октября 1942 г. мною получено задание от вас группой в составе:
1. Степанов Анатолий Федорович,
2. Смирнов Михаил Иванович,
3. Думский Владимир Степанович,
4. Скородумов Константин Иванович,
5. Гоношенко Степан Лукьянович,
6. Алексеев Селиверст Емельянович,
7. Федоров Иван Григорьевич, ...уничтожить склад с зерном в селе Михалкино.
29-го я с группой выбыл вечером с места дневки полка..."{65}.
Я отлично помню этот день. Группа Степанова вышла на задание, а мы, уже 59 человек, двинулись к шоссе Новоржев - Сущево. Степанов должен был догнать нас в районе деревни Кудиверь.
Мы уходили все дальше и дальше от того места, где наши товарищи должны были вскоре начать бой, и время от времени то один из нас, то другой оглядывался, надеясь увидеть хоть какой-нибудь знак оттуда. И вот далеко на северо-востоке, слева от нас и чуть-чуть сзади, возник отблеск пожара, очень быстро превратившийся в огромное зарево. Мы проходили в это время по возвышенности и могли поэтому отлично видеть полыхание далекого огня, ярким цветком вспыхнувшего в черноте октябрьской ночи. Значит, удалось!..
Но о том, как прошла операция, и о точных ее результатах я узнал, к сожалению, не у деревни Кудиверь, а только в советском тылу: группа догнала нас только за линией фронта.
Сняв часовых, они подожгли склады, а дальше, как это и было намечено, расстреляли из пулеметов и автоматов подразделение гитлеровцев, охранявшее склад. Но потом немцы подтянули силы, организовали поиск, Степанов вынужден был петлять, ушел километров на десять к северу, а когда вывел группу к назначенному для встречи месту, нас там уже не было. Дело в том, что нас обнаружил не то полицейский, не то жандармский отряд, и мы, отстреливаясь (а патронов уже почти не оставалось), отошли на восток, причем раньше назначенного Степанову времени.
* * *
Наступил ноябрь. Было холодно, а обувь наша и одежда истрепались до предела. Вообще внешний вид мы имели страшный: оборванные, грязные, заросшие, усталые... Ведь за два месяца по болотам, лесным тропам, по бездорожью и грязи, часто под проливными дождями, по пояс в мокрой траве мы прошли с боями свыше 350 километров. И это - измеряя по карте прямыми отрезками. А ведь мы нередко петляли. И весь путь - с оружием, боеприпасами, вещевыми мешками, словом, в полной боевой выкладке. А у партизана, не имеющего тыла, но зато всегда находящегося в тяжелейших фронтовых условиях, чего только с собой нет! Достаточно сказать, что ни один солдат регулярной армии не таскал, наверное, на себе никогда столько патронов, сколько мы: ведь где их брать, как не в собственном вещмешке!
Помню, вышли мы к лесной речке. Она была неширокая - метров пятнадцать двадцать, но глубокая. С трудом нашли брод. Чтобы не сушить одежду на том берегу, разделись донага. Дальше - все свое снаряжение на голову, и - вперед, в воду. Но какую! Ведь заморозки стали уже обычным явлением. А вода доходила до шеи. Вот тут-то и почувствовали мы, как много на себе несем, привыкнув и почти не замечая тяжести... Оказалось, что за один раз на тот берег всего не перетащить, Ходили в ледяной воде дважды.
А потом была еще одна переправа, только на этот раз нам пришлось строить плот. И бревна для него были заготовлены из поваленных непогодой деревьев не пилами, не топорами - где их было взять! - а финскими ножами.
Многое пережили мы на этом пути: холод и голод (одно время питались почти исключительно подмороженной клюквой, которую находили в болотах), и усталость невероятную, и болезни, и боль потери товарищей, и тоску полной оторванности от своих. Но все-таки полк оставался боевым подразделением! Мы вернулись в советский тыл не изломанными людьми, а просто бесконечно усталыми. И буквально через день-два каждый думал уже о том, как побыстрее добраться до врага, как снова вступить с ним в бой.
