Хью Тревор-Роупер - Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945
Но самые живучие иллюзии в конце концов рассыпаются под натиском неумолимых фактов. 28 апреля русские прорвались к центру Берлина. В городе шли ожесточенные уличные бои, но Венка все не было. Из бункера посыпались истерические телеграммы. «Я жду деблокирования и освобождения Берлина, – писал Гитлер Кейтелю. – Что делает армия Гейнрици? Где Венк? Что случилось с 9-й армией? Когда Венк соединится с 9-й армией?»[195] Весь день обитатели бункера ждали новостей, но их не было, и тогда стали рождаться и ползти слухи. Какие объяснения могут быть у неудачи Венка? Было одно очевидное и правильное объяснение: оно заключалось в том, что армии Венка как боеспособного соединения больше не существует. Но очевидные истины были не в чести у обитателей бункера. Объяснение могло быть только одним. Какова бы ни была проблема, ответ в бункере был всегда один: измена. День близился к концу, и это объяснение казалось Гитлеру и его окружению все более и более правдоподобным. Связь становилась все хуже и хуже. Функционировал лишь радиотелефон, связывавший бункер с командованием вермахта, но можно ли было доверять Кейтелю? В восемь часов Борман отправил телеграмму, которая очень живо иллюстрирует настроения, преобладавшие в осажденном бункере. Телеграмма была адресована адмиралу фон Путкаммеру для передачи гроссадмиралу Дёницу. «Вместо того чтобы двигать войска в столицу ради нашего освобождения, военачальники хранят гробовое молчание. Кажется, измена полностью вытеснила верность! Мы остаемся здесь. Имперская канцелярия превращена в руины». Спустя час до бункера наконец дошла первая правдивая весть. Ее доставил в бункер чиновник пресс-службы, в обязанность которого входил перевод материалов иностранной прессы, которые могли представлять интерес для фюрера. Этого чиновника звали Хайнц Лоренц. Новость, которую он принес в тот вечер, заключалась в том, что Гиммлер начал переговоры с графом Бернадотом. Это была преднамеренная утечка информации в прессу.
Глава 6
Et Tu, Brute[196]
Покинув Любек после последней встречи с Бернадотом, Гиммлер перестал думать о своих сложных заговорщических махинациях, а точнее, о махинациях Шелленберга, который в течение следующих трех дней, находясь во Фленсбурге и в Дании и настроив свои усики-приемники в сторону Стокгольма, напряженно ожидал новостей и осторожно предвкушал успех. Потом, 27 апреля, вернулся Бернадот и привез с собой ответ, которого ожидал бы любой разведчик, за исключением нацистского: ни Гиммлер, ни частичная капитуляция на Западе не могут быть приняты западными державами. С упавшим сердцем выслушал Шелленберг эту новость о совершенно неожиданной неудаче. До тех пор он так восхищался своей проницательностью, дипломатической виртуозностью и своими шведскими связями, что ему не могла прийти в голову возможность полного провала всех его затей. Он поставил на кон свою репутацию и репутацию Гиммлера, поставил на успех. Как он посмотрит теперь в глаза Гиммлеру, которого он так упрямо и, как теперь выяснилось, так неосмотрительно поставил в ложное и уязвимое положение? Шелленберг испытал некоторое облегчение, когда Бернадот вызвался сопровождать его к Гиммлеру и поддержать в неприятном разговоре. Однако, когда Шелленберг позвонил в кабинет Гиммлера и сказал его секретарю, доктору Брандту, что ответ Запада оказался негативным и что граф Бернадот жаждет приехать к Гиммлеру и объясниться, ответом стал полный отказ. Гиммлер досыта насмотрелся на графа Бернадота и больше не желает его видеть.
Дрожа от мрачных предчувствий, Шелленберг дипломатично извинился перед Бернадотом и один поехал к своему хозяину. По дороге он гадал, какой прием ждет его у Гиммлера. Шелленберг был настроен мрачно, так как не ожидал ничего хорошего. Но ему на помощь, как всегда, пришли его незаурядные дипломатические способности. «Насколько мне было известно, – пишет он, – мое положение в глазах Гиммлера было очень трудным. В этой ситуации я мог ожидать чего угодно, даже физической ликвидации. И тут мне в голову пришла удачная идея: послать в Гамбург за астрологом, лично известным Гиммлеру. Этого астролога я и взял с собой, для того чтобы его предварительная беседа с Гиммлером позволила бы сгладить горечь разочарования. Я был уверен в успехе, так как знал, как высоко ценит Гиммлер этого господина»[197]. Вот такими, с позволения сказать, средствами высшие руководители Третьего рейха улаживали отношения друг с другом. Будет вполне уместно отметить, что после встречи с Гиммлером ранним утром 29 апреля Шелленберг не был ликвидирован, несмотря на то что его положение еще больше ухудшилось, так как новость о переговорах просочилась в прессу. Вполне естественно, что Гиммлер был раздражен и выражал свое разочарование. Он сказал, что с самого начала знал, что из всей этой затеи не выйдет ничего хорошего. Он боялся, что теперь будет опубликовано его письмо шведскому министру иностранных дел; указал Шелленбергу на последствия, которые вся эта история может иметь для его отношений с Гитлером. Кроме того, он обвинил Шелленберга в том, что именно он был движущей пружиной всего этого прискорбного дела. «Тем не менее, – самодовольно пишет Шелленберг, – мне удалось, с помощью вышеупомянутого астролога, сделать еще одно предложение о более ограниченном решении, и я сделал это так убедительно, что Гиммлер удалился на час, чтобы обдумать эти предложения». В конце концов Гиммлер согласился на эти ограниченные решения, предусматривавшие прекращение военных действий в Норвегии и Дании, и дал Шелленбергу подробные инструкции на этот счет. Он сделал это уверенно, так как уже не сомневался в будущем. Гитлер долго оттягивал свою смерть, но очень скоро он умрет, и тогда Гиммлер в качестве нового фюрера получит возможность принимать все необходимые решения.
Все это время Гиммлер не испытывал и тени сомнения в том, что именно он является законным наследником трона Гитлера. Он был рейхсфюрером; в его распоряжении была преданная ему личная армия; он занимал множество высоких должностей, имел безупречный послужной список и всегда выказывал непоколебимую верность Адольфу Гитлеру. Причина его упрямого отказа от заговоров с целью захвата власти заключалась в том, что он знал, что наступит момент, когда она сама упадет ему в руки. На этот случай он даже заготовил целую программу – конечно, не сам, ибо разработать программу было выше его средних способностей. Теперь он рассматривал идею создания новой партии, для которой Шелленберг любезно придумал название – Партия национального единства[198]. Было у Гиммлера наготове и теневое правительство, составленное сплошь из высших полицейских чинов и других деятелей, которые, подобно Шелленбергу, верили, что правительство, возглавляемое Гиммлером, окажется жизнеспособным само и позволит выжить им всем под покровительством западных союзников[199]. В число этих оптимистов мы должны включить также убийцу Олендорфа и недалекого Шверина фон Крозига; ни послужной список первого, ни интеллект второго не считались препятствиями для занятия должностей в правительстве, возглавляемом эксцентричным чудаком и главным преступником нацистского режима.
