Майя Бессараб - Лев Ландау
Бор пришел в себя после посадки самолета близ Шотландии. Отсюда его отправили в Лондон на другом самолете. Через неделю в английскую столицу приехал Оге, единственный из сыновей Бора, который пошел по его стопам.
В Англии Бор узнал, как далеко продвинулось дело создания атомной бомбы. Одним из первых Бор понял, как важно обеспечить всемирное сотрудничество в области ядерной физики, предупредить какую бы то ни было возможность использования нового источника энергии для массового уничтожения людей. Человек, открытия которого ускорили создание атомной бомбы, чувствовал особую ответственность за судьбу цивилизации.
Бор самым подробным образом рассказал Ландау о том, какие большие проблемы он возлагал на добрую волю людей, стоящих у власти, и как велико было его разочарование, после того как он безуспешно пытался объяснить премьер-министру Великобритании Черчиллю всю опасность положения.
— Мы говорили на разных языках, — вспоминал Бор о беседе с Черчиллем. — Открытая разработка проблем мирного атома — наивернейшее средство парализовать агрессивные замыслы. Для этого нужен свободный обмен научной информацией. В противном случае начнется бездумная гонка вооружений, которая превратит нашу планету в пороховой погреб, готовый каждую минуту рассыпаться на куски.
Бор рассказал, как из Англии он уехал в США, как интенсивно работал там. Только в конце лета 1945 года он вернулся на родину.
Нильс Бор был почетным гостем на веселом студенческом празднике физического факультета МГУ. Праздник этот назывался «праздником Архимеда». Проводился он на площади перед университетом. Здесь собралось несколько тысяч студентов. Бор выступил перед ними с речью, которую переводил Ландау. Слушали Бора с восторгом.
После окончания веселого представления Бор записал в книгу почетных гостей МГУ:
«Для меня было большим наслаждением и вдохновляющим переживанием посетить величественные здания Московского университета, познакомиться с превосходными условиями, созданными в его стенах для обучения и исследований во всех сферах знаний, встретиться со многими прославленными учеными, которые с энтузиазмом отдают свои силы важным научным изысканиям и делу воспитания бесчисленных студентов этого великого университета. Моя убежденность в том, что эти усилия будут вознаграждены громадными успехами, особенно окрепла после общения со студентами-физиками, чей единый коллектив, я полагаю, не имеет себе равных нигде в мире. Артистизм и чувство юмора, проявившиеся в из ежегодном празднестве в честь Архимеда и его заслуг перед человечеством, произвели на мою жену и на меня действительно неизгладимое впечатление.
Нильс Бор 7 мая 1961 года».
— Как он счастлив, — говорила о муже госпожа Маргарет Бор, — что Ландау здоров и жизнерадостен. У нас одно время ходили нелепые слухи, что ему плохо живется. А на самом деле из учеников Нильса Дау меньше всех изменился. Хотя прошло почти тридцать лет, как мы познакомились.
В Москве семидесятипятилетнему Бору пришлось очень много выступать. Во время его выступления в Физическом институте Академии наук СССР произошла ошибка в переводе, о которой впоследствии много говорили и писали. У Бора спросили:
— Как вам удалось создать первоклассную школу физиков?
Бор ответил:
— По-видимому, это удалось потому, что я никогда не боялся показать своим ученикам, что я глупее их.
Евгений Михайлович Лифшиц, переводивший выступление Бора, перевел эти слова так:
— По-видимому, это удалось потому, что я никогда не стеснялся заявить своим ученикам, что они дураки.
В зале поднялся шум и смех. Евгений Михайлович переспросил у Бора, что он сказал, перевел фразу правильно и извинился перед аудиторией за случайную оговорку.
— Это не случайная оговорка, — возразил Петр Леонидович Капица с места. — Она выражает принципиальное различие между школой Бора и школой Ландау, к которой принадлежит Лифшиц.
Реплика Капицы вызвала в аудитории аплодисменты. Бор и Ландау смеялись громче всех.
Спустя полгода жена Бора госпожа Маргарет Бор писала в новогоднем поздравлении Дау и Коре:
«Дорогие друзья, мы что ни день вспоминаем о вас, о счастливых днях, проведенных в Москве минувшей весной, и о чудесном дне в вашем доме. Надеемся снова встретиться с вами в недалеком будущем.
С наилучшими пожеланиями
М.Б.».
На поздравительную открытку была наклеена фотография — дом под соломенной крышей. Березы, а по дорожке идет Нильс Бор. Взглянув на фотографию, Дау улыбнулся:
— Это Тисвилле, «вересковый домик». Когда над его дверью Нильс прибил подкову, у него спросили: «Неужели вы верите, что подкова приносит счастье?», на что он ответил: «Нет, не верю. Это предрассудок. Но, говорят, она приносит счастье даже тем, кто не верит».
Как ни ленился Дау водить пером, популярные статьи он тоже писал. Взять хотя бы главу «Трагедия света» из научно-популярной брошюры «Что такое теория относительности» (соавтором Дау на этот раз был его старый друг Юрий Борисович Румер):
«…Истинная теория явления отличается от простого пересказывания известных фактов учеными словами именно тем, что из нее следует гораздо больше, нежели дают сами факты, на которых она основывается…Ограничиваясь одними рассуждениями, мы уподобились бы некоторым древним философам, пытавшимся добавить законы природы из собственной головы. При этом неизбежно возникает опасность, что построенный таким образом мир при всех своих достоинствах окажется весьма мало похожим на действительный.
Верховным судьей всякой физической теории является опыт. А потому, не ограничиваясь рассуждениями о том, как должен распространяться свет в движущемся поезде, следует обратиться к опытам, которые покажут, как он распространяется в этих условиях на самом деле.
Конструкторы проектируют и будут проектировать свои двигатели, пользуясь законами старой физики, потому что поправки на теорию относительности имеют гораздо меньше влияния на их машины, чем микроб, севший, скажем, на маховик… Но зато физик, наблюдающий столкновение атомных ядер и не учитывающий изменения массы при ядерных превращениях, должен быть изгнан из лаборатории за невежество.
Соотношение между физикой, учитывающей теорию относительности, именуемой иначе релятивистской, и старой физикой, которую называют классической, — примерно такое же, как между высшей геодезией, учитывающей шарообразность Земли, и низшей геодезией, пренебрегающей этой шарообразностью…Релятивистская физика должна учитывать относительность размеров тела и промежутков времени между двумя событиями — в противоположность классической, для которой этой относительности не существует.
