Борис Соколов - На берегах Невы
Таким образом, к концу ноября картина стала ясной: маленькая группа коммунистов удерживала власть против желания подавляющего большинства русского народа. А вот этот момент как раз историки и не акцентировали.
* * *20 ноября я снова ехал в Петербург уже как новоизбранный член Всероссийского Учредительного собрания, причём самый молодой из всех его 701 членов. В этом же самом поезде, уже набитом солдатами, вместе со мной ехало тридцать два вооружённых человека с пулемётами. Задача этого маленького отряда была охрана Учредительного собрания, этой воплощённой мечты русского народа, которое было созвано на 5 января 1918 года.
Когда я приехал в Петербург, я тут же позвонил Васильеву и попросил его прийти на вокзал. Он пришёл сразу, и я был рад видеть его снова. Он был такой же, как и всегда: энергичный и полный планов. Он был командиром батальона Семёновского полка и обрадовался, когда обнаружил со мной целый отряд, который я ему тут же и передал.
— Мы разместим их в наших казармах, — сказал Васильев.
Он пришел вечером ко мне домой и долго рассказывал мне о ситуации в Петербурге.
Коммунисты разочарованы результатами выборов, и они начали кампанию по дискредитации Учредительного собрания. Васильев сообщил мне о разговоре Ленина с Натансоном, одним из лидеров левых социалистов. Натансон сам рассказал Васильеву о том, что его вызывал Ленин.
— Как насчёт того чтобы силой разогнать Учредительное собрание? — Ленин в упор спросил Натансона.
— Да, — ответил тот, — неплохо было бы его разогнать.
— Браво! — вскричал Ленин, — Что верно, то верно; но как насчёт ваших рабочих? Они согласятся с этим?
— Некоторые колеблются, но под конец, я думаю согласятся[13].
Коммунистическая газета «Правда» открыла огонь из всех орудий по Учредительному собранию. Затем большевики издали указ о запрещении лидеров конституционно-демократической партии. «…Как враги народа, они должны быть арестованы». — Гласил декрет.
Трое только что выбранных членов Учредительного собрания от этой партии были арестованы и посажены в тюрьму. Это были: Павел Долгоруков, Шингарёв и профессор Кокошкин. Все он были политические деятели умеренного толка и пользовались огромным уважением. Никаких обвинений им не предъявили, но в результате этого ареста, они практически лишились возможности принимать участие в Учредительном собрании. Этим актом большевики только начали войну против Учредительного собрания. Вскоре четыре лидера Социал-революционной партии были отправлены в тюрьму. Это были: Авксеньтьев, Аргунов, Гуковский и Питирим Сорокин, а Шингарёва и Кокошкина вскоре убила пьяная матросня прямо на кроватях в больнице, куда их переправили из крепости. Это случилось вечером того же дня, когда открылось Учредительное собрание.
Ленин лихорадочно готовил идеологическое обоснование разгона Учредительного собрания и постоянно обсуждал этот вопрос на своих летучках. Ленин постоянно давил на лидеров правого крыла своей же партии, которые сначала не хотели идти против воли своего народа. Однако Ленину удалось их уломать, и вопрос с разгоном Учредительного собрания стал решённым делом.
На следующий день я пошёл искать других делегатов моей партии по Учредительному собранию. Мне сказали, что они располагаются в здании на Болотной улице, где до этого был госпиталь Красного Креста. Я подходил к штабу Социал-демократической партии по проведению Учредительного собрания с чувством замирания сердца. Только старые революционеры, прошедшие царскую каторгу, были выдвинуты и были избраны членами Учредительного собрания. Я чувствовал себя юнцом в такой солидной компании. Однако, общаясь с ними на протяжении пяти недель, я с ужасом обнаружил, что от их революционного пыла не осталось и следа. Их как будто подменили.
Наше здание было довольно мрачным, грязное и некрашеное оно производило угнетающее впечатление.
— «Конечно», — сказал мне потом Васильев, — «большевистские делегаты заняли лучшие гостиницы».
Я зашёл в маленький вестибюль, который раньше, очевидно, был приёмным покоем госпиталя. Там толпилось человек двадцать.
— Чего вы ожидаете? — спросил я бородатого старика.
— Еды, естественно. — И он объяснил, что столовая, располагается в подвале и не может принять зараз более двадцати человек, поэтому люди стоят часами, ожидая скудный паёк.
— Советское правительство не очень щедрое, — отпустил я своё замечание.
— Да, я бы не обвинил их в щедрости, — ответил он.
Это был Лазарев, образец совершенного человека, депутат от Поволжья, человек с исключительным чувством юмора и знаменитый революционер. Он провёл меня в свою комнату, которую он занимал с тремя другими депутатами. Комната была маленькая с одним окном. В комнате стояли четыре железные кровати, две тумбочки и одно кресло. Туалета не было.
— Где вы держите вещи? На чём вы сидите? — спросил я в замешательстве.
Лазарев засмеялся:
— Сидим на кроватях, а вещи держим в корзинках под кроватями. Настоящая демократия.
Я рассказал ему о ситуации в Петербурге и зловещих планах большевиков.
— Я уже чувствовал, что тут не так всё просто, — сказал он мрачно.
— Как мы собираемся защитить Учредительное собрание от разгона?
Мне хотелось слышать его мнение.
— Защищать Учредительное собрание? Самих себя? Что за смешная идея, любезнейший!
В его голосе был сарказм.
— Вы вообще соображаете, что вы говорите? Вы вообще понимаете, что мы являемся представителями избранными народом, и что мы облечены честью писать законы новой демократической республики? Мы здесь творцы новых законов, строители великой, новой демократии. А защищать Учредительное собрание, защищать нас, его членов — это обязанность народа. А что, не так? Народ обязан нас защищать. Вот как считает большинство из нас. Я, конечно, более реалистичен, но моё мнение тонет среди большинства.
Я был потрясён. Я, конечно, ожидал всего, но не такого. Я надеялся, что Лазарев в меньшинстве, но после нескольких дней бесед с другими делегатами; я убедился, что они думают так же, как и он. Они видели в себе законосоставителей, парламентариев, составителей конституции. Они были готовы сражаться посредством законов и ради законов. Уже были избраны множественные комиссии и подкомиссии. Уже существовали комиссия по сельскому хозяйству, по иностранным делам, по образованию, по бюджету и множество других. Среди прочих особенно важной была регламентационная комиссия, которая составляла программу первого дня. Депутаты в этой комиссии работали, не покладая рук. Депутаты отшлифовывали каждую деталь предлагаемых законов, как будто само будущее России зависело от этого. Они были искренни. Они верили, что от того, как они исполнят свои депутатские функции, действительно зависит будущее России.
