Джон Гибсон - Над нами темные воды
Самолет взлетел в 9 часов и начал медленно набирать высоту. В иллюминатор я смотрел на разворачивающуюся внизу панораму города и гавани. Неожиданно улицы города потемнели - это вышли из своих домов тысячи людей. Некоторые забрались на крыши и бросали в воздух яркий серпантин. Из дымовых труб стоящих в гавани судов вырвались клубы дыма, на мачтах взвились флаги.
Мне показалось, я слышу гудки этих судов. Дверь кабины летчиков открылась, из нее вышел командир самолета и с улыбкой произнес:
- Война закончилась.
Дверца кабины закрылась, самолет сильно накренился и взял курс на Брисбейн, где предстояла посадка для заправки топливом.
Вечером того же дня мы приземлились на взлетно-посадочной полосе возле города Таунсвилла, что на северо-восточной оконечности Австралии. У всех, кто встретился нам на земле, был усталый вид. Наверное, у них был трудный день. Я отыскал столовую военных моряков. В душном, плохо освещенном помещении несколько матросов читали газеты.
- Война кончилась, - напомнил им я.
- Ну и что? - отозвался один из них.
Я вышел на свежий воздух и посмотрел на высокую, уходящую в темное небо скалу. Потом выяснилось, что матросы весь день затаскивали на ее вершину бочки с нефтью, которую собирались поджечь во время празднования. Маленький тихий город готовился отметить окончание войны.
Я медленно прогуливался по улицам и случайно встретил старого приятеля, который только что прибыл в гавань на мотоботе. Мы обменялись рукопожатиями и присоединились к гуляющей толпе, которая с наступлением темноты становилась все больше.
Где-то в вышине вспыхнул огонь - это загорелась нефть на высокой скале. Еще мгновение - и вниз обрушился огненный водопад. Это было незабываемое зрелище. Толпа ответила громкими возгласами и свистом. Город ожил. Повсюду зажглись огни, открылись двери, заиграли танцевальные оркестры. Улицы заполнились ликующими мужчинами и женщинами. Некоторые из них были в купальных костюмах. Медленно двигались карнавальные машины. Матросы наблюдали за ними, прикладываясь губами к бутылкам с пивом.
Это была удивительная, фантастическая ночь. Маленький городок на берегу Тихого океана в эту ночь стал центром притяжения, куда стекались жители окрестных деревень, островком веселья в океане тьмы. Гулянье продолжалось всю ночь и закончилось, только когда небо над океаном озарилось лучами солнца.
На взлетно-посадочной полосе, куда нас довезли на машине, почти никого не было. Возле нашего самолета стояли несколько пассажиров с изможденными лицами и смотрели себе под ноги. На высокой скале продолжала гореть нефть. Подошел командир самолета, и двигатели взревели. Скоро мы уже взлетали навстречу рассвету. Внизу мне махал рукой оставшийся на земле приятель. Последний раз виделись с ним на Цейлоне месяц назад. Мы еще долго будем вспоминать эту ночь, проведенную в Таунсвилле.
Под хвостовым оперением исчезали берега Австралии. Из-за облачной гряды хлынули солнечные лучи. Самолет поднимался все выше и выше, пока не достиг высоты 20 тысяч футов. Здесь смотреть было не на что, поэтому я опустил голову и заснул.
Топливом заправлялись на взлетно-посадочной полосе возле города Голландия. Новая Гвинея поражала своей густой зеленью. Рядом с полосой росли высокие деревья. Как только мы сошли на землю, навалилась жестокая жара. Я пытался укрыться от нее в высоких зарослях, но это не помогало. Жара была повсюду. В домике с крышей из жести мне дали чашку чаю и немного хлеба. Здесь же с мрачным видом сидели за столом небритые полуголые заправщики, уставшие от жары и своей однообразной работы. Они смотрели на нас так, словно мы были с другой планеты. Когда мы взлетали, я помахал рукой бедолагам, которым было суждено остаться в этом пекле, но они не помахали мне в ответ.
Остров Манус. С высоты полета он был очень красив и напоминал сюрреалистическую картину: вода в лагунах, окаймленных белыми песчаными пляжами, в зависимости от глубины меняла оттенок от ярко-зеленого до черного. Наш самолет пролетел над военно-морской базой и начал заходить на посадку. Еще через минуту, пронесшись над самой водой, он прокатился по взлетно-посадочной полосе соседнего с Манусом острова и остановился.
Манус - остров затерянных душ. Я отправился в лагерь для транзитных пассажиров, в котором успел побывать раньше, и обнаружил, что в нем появился барак для неамериканцев. Это было дурным предзнаменованием. Несколько мужчин отсыпались после веселой вечеринки на расположенных в два яруса койках. Снаружи ничего не изменилось. Тот же пляж, киноэкран между пальмами, те же, хотя и несколько поблекшие, красные и синие зонтики над столами возле клуба. В то же время в обитателях лагеря была заметна некоторая удрученность, они ходили с опущенными головами. Я зашел в клуб и познакомился там с одним расстроенным репортером, который заливал тоску виски и кока-колой. Он рассказал мне, что прибыл в Сидней, чтобы потом присутствовать при освобождении одного небольшого острова, удерживаемого японцами, и тут война закончилась. Теперь ему нужно было попасть в Японию, где высаживались американские войска, но он застрял на этом острове, и теперь оставалось только пить виски под синим зонтиком и смотреть вслед улетающим самолетам.
- На эти острова попасть легко, - поведал он мне, - но выбраться отсюда невозможно. Я буду торчать здесь до самой старости.
Оказалось, что самолеты австралийских ВВС должны были совершить несколько рейсов с Мануса в Манилу, но почти все они задерживались в связи с тем, что летчики слишком бурно праздновали окончание войны. Море искрилось в свете молодой луны. Место было чрезвычайно живописным - черные как смоль пальмы, белоснежный пляж. Но нам не хотелось задерживаться здесь больше, чем на двадцать четыре часа.
Что-то нужно было предпринимать. На следующее утро мы с репортером прошли мимо домика британского офицера связи и направились в расположение американцев. Подробно изложили им суть дела и попросили посодействовать. Янки ответили вежливо, но твердо: "Извините, мест нет".
После завтрака я остановил джип, направлявшийся на британскую военно-морскую базу, в надежде сесть на судно, идущее на север. Джип покатил по асфальтированной дороге, проложенной американцами через джунгли. Дорога проходила вдали от деревень, и мы увидели лишь нескольких местных жителей, которые сидели на траве и безучастно смотрели на проезжающие грузовики. Их лачуги скрывались за деревьями. Надписи на щитах предупреждали, что в деревню въезд строго запрещен.
Солнце палило нещадно. Пыль поднималась из-под колес джипа, когда он проезжал по насыпи, соединяющей острова. На Манусе дорога шла в гору и затем спускалась к морю, где стояли на якоре многочисленные суда.