Джон Робисон - Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера
Возможно, лучше всего будет просто прикинуться тупицей. Я давно заметил, что если завопить «ух ты!» и улыбнуться, то это сойдет за универсальный ответ на все случаи жизни. Но я не умею улыбаться усилием воли, и не могу заставить себя держаться как кретин. Однако, наверно, «ух ты!» не встревожило бы Лари так, как мой контрвопрос.
Если я говорю: «Один из моих коллег попал сегодня в автокатастрофу», то буду готов к вашему вопросу: «Кто именно?» Если бы личность жертвы была тайной, то зачем бы мне вообще упоминать это происшествие?
Можно было бы сосредоточиться на теме мотоцикла в сообщении Лари. Тогда я мог бы сказать: «А какой у него мотоцикл?» Но и то я бы все равно ожидал внятный ответ, а не: «Не твоего ума дело!»
Когда я спросил Лари, отчего она так недоверчиво реагирует, она снова задала мне вопрос, даже не один: «А зачем тебе знать ее имя? Если я тебе скажу, добром это не кончится. Вдруг слухи дойдут до ее мужа?»
Несколько позже я понял, какого именно отклика ждала от меня Лари. Понял, когда совершенно случайно услышал болтовню двух женщин за соседним столиком в ресторане. Первая реплика в разговоре очень напомнила мне беседу с Лари, так что я навострил уши.
– Представляешь, у Дженни из бухгалтерии роман на стороне! И у ее любовника – «корветт», – сообщила первая.
– Ух ты, вот это да! А он женат? – спросила вторая женщина.
Когда прозвучала эта реплика, я понял: вот он, правильный ответ! После этого разговора меня осенило: своим сообщением Лари хотела поразить меня или рассказать нечто интересное. И мне следовало в ответ выразить заинтересованность или восхититься. Но тогда, во время разговора с Лари, мне это просто не пришло в голову. Я понимаю, что обычные люди наделены навыками общения и беседы, которые выходят за пределы моих возможностей, и их реплики и ответы зачастую не имеют ничего общего с логикой. Подозреваю, что у нормальных людей от природы заложена способность считывать социальную информацию и подсказки, – а я этой способности лишен.
Любой светский разговор, любая болтовня, да и вообще любой разговор, который выходит за рамки простого обмена информацией, для меня всегда представлял немалые трудности. Когда я был младше, то уяснил, что большинство людей не в восторге, если высказать любую мысль, которая пришла мне в голову, едва я их увидел. Совершив это важное открытие, я постепенно натренировался в искусстве вести разговоры, и в основном мне это теперь удается неплохо. Я усвоил, что разговор надо начинать с вопроса наподобие: «Как поживаете?» Я выучил, какие вопросы принято задавать. Но мой список социально приемлемых вопросов довольно ограничен и, как я погляжу, окружающие в этом смысле гибче меня и легче ориентируется в ситуации.
Я уже знаю, что когда логично отвечаю на фразы вроде той, что произнесла Лари, собеседник нередко воспринимает мой ответ как чрезмерное любопытство или назойливость. По-моему, получается какая-то бессмыслица. Ведь я сформулировал и произнес первый же ответ, логически вытекавший из услышанного. Реагировал я дружелюбно. Но почему Лари так рассердилась и заволновалась? В конце концов, она сама завела этот разговор. По-моему, не стоит ничего сообщать, если ты не готов отвечать на расспросы, к которым подводит твое сообщение. Но мир не всегда работает логично.
Когда я размышляю о разговорах вроде того, с Лари, то просто бешусь. Человек подошел ко мне без приглашения и сам, добровольно, что-то сообщил. А потом, не получив отклика, на который рассчитывал, еще и негодует. Если я не откликнусь вообще и промолчу в ответ, человек обидится уже на мое молчание. Поэтому получается, что бы я ни сказал, – попаду впросак.
Если логически продолжить эту мысль, то зачем вообще разговаривать с людьми? Ну так многие аутисты и не разговаривают, возможно, именно по этой причине. Однако, сам не знаю почему, мне хочется нравиться всем Лари этого мира – нормальным, обычным людям. Мне не хочется, чтобы они считали меня чудиком и чокнутым. Я, возможно, со странностями и эксцентричен, но чокнутым считаться не желаю. Поэтому я упорно осваиваю искусство обычного разговора и старательно тренируюсь говорить то, что говорят «нормальные» люди.
Судя по всему, у нормальных людей есть некий определенный запас общепринятых и приличных вопросов, которые они и задают, чтобы в разговоре не возникали паузы. Например, встретившись с человеком, с которым давно не виделся, обычный человек спросит:
– Как твоя жена?
– Как твой сын?
– Хорошо выглядишь – ты, никак, похудел?
Нормальные люди произносят такие ходовые фразы не задумываясь, не основываясь на каких-то выводах из внешности собеседника. И им для этого не требуется никаких визуальных подсказок, которые бы сообщали, что с женой или сыном собеседника произошло нечто новое. Они скажут «ты похудел» из любезности, на автопилоте, не присматриваясь. Я неоднократно наблюдал за обычными людьми, и, по-моему, у большинства – солидный запас ходовых вопросов. Но я никогда не мог понять, как именно, по какому принципу нормальный человек решает, что именно спросить, когда завязывает светскую беседу.
Когда к вам приближается знакомый, то, по идее, в его внешности ничто не должно указывать на перемены в жизни его жены или сына. У большинства людей внешность неизменна изо дня в день, а то и месяцами, поэтому логических предпосылок для вопроса про вес из нее тоже извлечь нельзя. И тем не менее, обычные люди снова и снова спрашивают «как жена, как сын» и произносят «а ты похудел», и собеседник исправно улыбается и отвечает такими же банальностями:
– Жена отлично.
– Сына в следующем января досрочно освободят из тюрьмы.
– Да, я ложился на операцию, мне ушили желудок, вот и потерял пятьдесят фунтов.
А потом, что удивительно, еще добавляет:
– Спасибо, что поинтересовались.
Для меня непостижимо, как обычные люди решают и выбирают, какой из вопросов задать? Может, память у них лучше моей, или они спрашивают наудачу? Вероятно, все дело в социальной обусловленности и научении, том, чего я полностью лишен.
Я не задаю вопрос «как жена?», потому что при встрече с другом меня интересует именно разговор с ним, а мысль о том, как себя чувствует и как поживает его жена, мне вообще не приходит в голову. Если говорить конкретнее, ничто во внешнем виде приятеля не дает мне повода поинтересоваться здоровьем его супруги. Если это близкий знакомый, то я допускаю (возможно, справедливо), что, если бы в жизни его семьи что-то изменилось, я бы так или иначе об этом узнал, пусть и окольными путями, через наших общих знакомых. Так зачем спрашивать об этом самого приятеля?
Что касается веса… если знакомый поправился, я скажу: «Похоже, с нашей последней встречи ты пополнел». По опыту я уяснил, что люди набирают вес по самым разным причинам, в большинстве своем благоприятным. Я сознаю, что многие не любят, когда им указывают на перемены во внешности, в том числе и на прибавку в весе. Но все равно мой рот выпалит: «Да ты поправился!» прежде, чем мозг успеет заключить: «Если скажешь ему, что он потолстел, это будет невежливо».
