Алимжан Тохтахунов - Мой Шелковый путь
Я наивно думал, что в Европе можно укрыться от творившегося в России ужаса, пожить в спокойном уголке и дождаться окончания смуты. Западный мир вовсе не представлялся мне идеальным, но казался упорядоченным и предсказуемым. Ах, если бы я знал, каковы европейские нравы в действительности!
Никто на Западе не любит Россию, все боятся ее, все видят в ней опасного и грозного соперника. И едва Советский Союз зашатался, весь капиталистический мир бросился на него и повис со всех сторон, как висят десятки обозленных шакалов на мощном теле буйвола, откусывая по куску, обескровливая мощное животное и понемногу убивая его. Нет никакого сомнения в том, что Запад порадовался не столько крушению социалистического лагеря, сколько воодушевился возможностью урвать побольше от природных богатств бывшего СССР. Нефть, газ, лес, золото, алмазы — все это представляло огромный интерес для Европы. Но никто не осмеливался ступить на нашу территорию военным маршем, поэтому действовали исподтишка, навязывая России «настоящие» ценности, которые на самом деле нам не только не нужны, но и опасны для нас.
Нам не нужна культура Запада. Россия — многонациональная страна, и у наших народов своя культура — у каждого народа своя. В Америку приезжают китайцы, итальянцы, евреи, и как бы ни сохраняли в своей национальной прослойке свою культуру, они все равно будут американцами, потому что приехали туда ради американского образа жизни — одного на всех. А Россия хранит сотни культур в себе, потому что веками здесь проживали тысячи племен, сотни народов, которые жили по своим традициям. Если государство будет ломать эти национальные традиции, народы будут протестовать. Это уже было. Советская власть пыталась растоптать мусульманство и христианство, но разве можно выкорчевать то, что составляет основу народной культуры? Французы позволяют себе запрещать ношение хиджабов на своей земле, потому что магометанство во Франции воспринимается как чужеземная культура. Но даже там запрет поднял волну негодования, потому что мусульмане уже давно осели во Франции, их много, они не случайные там люди, они — часть современной Франции. Что же говорить о России, где у каждой губернии есть свои отличительные культурные особенности? Почему Запад пытается стереть миллионы граней наших особенностей, навязывая нам свои ценности и свой образ жизни? Если мы согласимся, если смиримся с натиском европейского менталитета и наденем его на себя, то исчезнем как самобытный народ.
Россия не может позволить себе этого. Наоборот, государство должно всячески способствовать укреплению тех традиций, которыми славятся наши народы. Только тогда мы сохранимся как многоликая Россия. Понимаю, что это легче сказать, чем сделать, потому что культуры многих народов часто входят в конфликт друг с другом. Но эти конфликты возникают лишь в тех случаях, когда одна культура пытается подчинить себе другую.
Нужны мир и уважение.
Я наивно думал, что такое уважение к человеку есть на Западе, но оказалось, что там гораздо больше бесправия, чем в России. Меня хватали всюду, обвиняя во всех смертных грехах без всякого на то основания. Меня выдворяли из стран без суда и следствия.
Запад никогда не смирится с тем, чтобы Россия была сильной и гордой. Западу не нужна независимая Россия. Европа хочет видеть нашу страну нищей и покорной, чтобы нами можно было легко управлять. Европа нуждается в рабах. Запад всегда будет улыбаться России и произносить слова дружбы, но при этом в руке будет держать готовую для удара дубинку.
Глава 18
Русские
Мудрый выбирает себе друга веселого и сговорчивого.
ЭПИКУРВсегда будь готов высказать, что у тебя на уме, и негодяй будет избегать тебя.
БЛЕЙКВначале октября меня вызвали к коменданту венецианской тюрьмы.
— Там человек из России. Он не понимает по-итальянски. Помогите поговорить с ним, — сказал адженти, ведя меня по коридору.
— Да и я не говорю на итальянском языке, только отдельные фразы понимаю, — пытался отказаться я.
В кабинете у коменданта сидел странного вида мужик. Растрепанный и помятый, с мутными глазами и трясущимися руками. Он безостановочно что-то бормотал, но вникнуть в смысл его речи оказалось нелегко.
— Ничего не знаю, что вам надо от меня… Я из Иванова приехал работать… А у вас тут хрен знает что… Зарабатывать хочу хорошо, а работы нет… Воровать начал, но сердце к воровству не лежит… И не умею этого… Ох, не умею…
Увидев меня и услышав русскую речь, он принялся моргать.
— Есть у тебя выпить? Коньячком нельзя здесь разжиться?
— Дурак, какой коньяк? — опешил я.
— Может, героинчик есть? Очень было бы кстати…
— Какой героин? Прикуси язык, болван! Будешь валять дурака, тебя сейчас изобьют до беспамятства. Здесь не любят таких…
Он засмеялся, не поверил мне. А я уже неоднократно видел, как бьют заключенных. Не без причины, конечно, лупили за дело, и очень сильно, — чтобы вправить мозги надолго. Мне хорошо запомнился случай, когда один из заключенных устроил скандал, орал бешено, раздражая криком весь этаж. Его утихомиривали дубинками и слезоточивым газом. В другой раз кто-то пытался вскрыть себе вены, забаррикадировался в камере, так ему тоже хорошенько всыпали. Поэтому я сразу предупредил новичка, чтобы не дурил.
— Он ничего не понимает, — сказал я коменданту. — Похоже, у него белая горячка. Он плетет какую-то откровенную чушь…
Все это я произнес по-русски, и никто меня не понял.
— Он алкоголик… Это ясно? Боррачо!
Для убедительности я еще постучал указательным пальцем себя по виску и состроил идиотскую гримасу.
— Понято? Капиче?
— Si, — кивнул комендант.
Но я не убежден, что он понял. Вернувшись к себе в камеру, я обнаружил новый матрас на кровати.
— Это чье? — спросил я у сопровождавшего меня смотрителя.
— Русского, новенького, — ответил адженти.
Я недовольно сгреб матрас и вышвырнул его в коридор. Смотритель недоумевающе посмотрел на меня и велел вернуть матрас на место.
— Зачем он нам нужен, пьяница этот? — протестовал я. — С ним столько горя хлебнешь!
— Но он русский и ты русский!
— И что?! Куда хотите заткните его, но только не к нам. У него белая горячка! Он может повеситься и нас удавить.
Адженти, видя мое упорство, сам положил матрас новенького на койку, строго объяснив мне что-то по-итальянски. Разумеется, я не понял его слов, но нетрудно было догадаться, что он сделал мне выговор: я нарушал порядок и мог получить наказание.
