Варлам Шаламов - Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела
Тихий час – бывший мертвый час.
Врачи приходят и уходят, а больные остаются.
Одинаково одиноко.
Профессор был худенький и маленький, и врачи старались, чтобы ему тоже было видно, как бьется больной. Он то подходил ближе, то отходил дальше, не прикасаясь к больному, прищуривался на больного, как художник перед мольбертом. Наконец, уловив что-то в лице больного, профессор отдал распоряжение, неслышно что-то шепнув, и сейчас же огромная сестра присела у кровати и стала брать шприцем густую темно-красную кровь из вены больного. Сестра была неправдоподобно большая, и, даже согнувшись вдвое, она была больше профессора.
Врачи все теснились, все новые входили в комнату, это был институт, где много врачей было на практике, а так как это был институт столичный, то среди врачей был и фотограф, занявший самое удобное место. Наведя объектив на больного, он небрежным жестом позволил и профессору войти в поле фотообъектива и только тогда сделал снимок.
Профессор подтвердил диагноз и вынул иглу, чтобы еще исследовать чувствительность пораженной руки. Но заголив рубашку и увидев, что рука, плечо сплошь в красных точках от уколов, которые были сделаны в это, рекомендованное профессором место дежурным врачом приемного покоя, профессор завернул рукав и спрятал иглу.
Профессор вышел, а за ним вышли толпой, наступая друг другу на ноги, врачи, все старались пропустить вперед маленького профессора.
И все забыли больного, который через минуту стал биться и кричать, но только минут через десять случайно забежавшая туда лаборантка увидела его и стала держать ему бьющуюся голову.
Больной, ему было 72 года, и пышные седые волосы разлетались нимбом по всей подушке. У него было кровоизлияние в мозг и сердечная слабость, и он послушно лежал пятые сутки на спине. Он цеплялся за жизнь, даже когда ему было разрешено ходить, басил доктору: «А если я еще немного полежу, не буду вставать, ведь лучше будет, а?»
К нему приходила его семья, высокая и прямая седоволосая женщина, с шумливой краснощекой двадцатилетней дочерью. Состояние отца им было не в новинку – они шутили, шумели и очень скоро ушли.
ед. хр. 111, оп. 2
Тетрадь в серо-зеленом переплете. На обложке: «1959. II. Блатные слова». В тетради записаны стихи «Золотой, пурпурный илиловый…», «Памяти Марии Кюри», «Замолчат речные дали…», «Я верю в предчувствия и приметы…», «Зимние надежды», «В бане» и др.
«Вор да мор до веку не переведутся».
Фраер, понт, штымп, срисовать, пахать, ишачить, разбрасывать чернуху, кимарить, кимать, припухать, дыбиться, втихаря, наколка, выкатить шары, стучать, дуть, стукач, олень, асмодей, черт, мужик, человек – уркаган, урка, марьяна, фикс, мосол, мент, шпаер, фигура, на стреме, духарка, дух, духовой, играть на рояле, корзубый, смех, Иван Иванович, шкарп, лепеха, чердак, котелок, разбить понт, фармазон, темнить, туфта, туфтить, битый фраер, локш, вор, преступный мир, начальничек, бикса исполнять, кукла, мостырка, мосты замостырить, в цвет, терц, бура, стос, гоп со смыком, с кушем, куш, чифирь, надыбать слабину, слабона, метать икру, тянуть резину, резинщик, жулик, жуки-луки, стырки, тряпки, перышко, саксан, жаловаться на судьбу, оплакивать судьбу.
Болдоха (солнце).
Крысушник, кондей.
Летерка (литерка) Галантонка (?)
Лох (Даль) Красюк.
«Мух не ловит».
«Известия отд. русского языка и литер<атуры> Ак. Наук». 1899. IV
Вантки, бухарик, заныкал, горячо до слез.
Сквозить, сквозануть, щипач.
Чокнутый, шестерить.
«Подуй меня – может, я лопну».
От пуза.
Загашник, заначка.
В законе, сука, сучий, беспределыцик, жульническая кровь, сделать начисто, заделать начисто, кодло, шалман, хавира, хаза, писать, расписался, пидер, хавать, хавать культуру, хевра, блатной, блатарь, сдать рога в каптерку, скокарь, скок, медвежатник, тяжеловес, урчить, дергать короля за бороду, план, анаша, тормознуться, закон-тайга, хлестаться, всю дорогу, обратно, божиться по ростовски, шалман, огонь, фитиль, туз, лоб, хавать культуру, хороший урка.
Смех, карзубый, ручкин, свист (клички).
Рука дерзкая, качать права, правилка, оторваться, оторвись, по новой фене, блатная музыка, рвать когти.
Бикса, пахан, глот, глотничать.
Вантаж, кант.
Семь дуют, один стучит, зеленый прокурор.
Втихоря.
Байковый язык (крестовый, Питербург).
Шмонить (Даль) шмонать.
Надыбать (Даль).
Язычником в лагере зовут доносчика,
стукача, язычник, стирки.
Калым – хезать, кимать, дудорга.
Косить (закосить), забазлать.
К бабаю на нос, камбала (лорнетка, крест).
Куклим, петрить курсак (брюхо, навар),
(а раньше курсать – хезать).
Отпулить, пулять, хариться, шуровать.
Гробки.
Хлестаться (хвастать от Хлестакова – лит. Гоголь).
Тушеваться, ксива.
Липа, запудрить мозги.
Выкрутить [нрзб], выламывается.
Порчак, язычник, в натуре.
Шухер на боку, шухернулся.
Бодяга, бортануть, падло, господин падло.
Тварь, тварсын, забазлать.
Зараженный, заигранный.
Вантаж, кусок заразы, зараза.
Кусок педераста, параша, дрюкнуть, дрюкать.
Личит (личит мне обновка).
Стирки.
Сидор (это не блатное, это якутское, колымское).
Утахан-сидор – Утахан-мешок.
Пайка – птюшка.
Закосил, косить.
Темнило, затемнил, помороки.
Лох (ср.: Даль: лоха, солха, дура, глупая баба).
Лощить, тартор.
Лепить горбатого, перо, саксан курсак.
Ключ
Подлец от порядочного человека отличается в тюрьме тем, что подлец считает, что только он один невинен и попал в тюрьму по ошибке, а все остальные – враги советской власти.
Честный же человек считает, что раз он, вовсе не винный, попал в тюрьму, туда могут попадать и другие, его многочисленные соседи по тюремной камере.
В этом – ключ ко многим замкам нашей жизни.
Удар ножом в живот гораздо хуже пулевого ранения. Это знает каждый хирург. Нож – это инфекция, перитонит.
«Битие определяет сознание». Термин 1938 года.
Любить не люби, да почаще взглядывай.
В детстве мало знал Пушкина, чтил, а любил не Пушкина, а Жуковского.
«Песнь о вещем Олеге» написана Пушкиным в соревновании с Жуковским («Рыцарь Роллон»). Вместо западной романтики – русская былина.
В рассказе, в каждом рассказе – великое равновесие слов.
Хемингуэй («Фиеста»)
Ромеро попался бык, который не различал цвета.
Но быки, как и все животные, кроме обезьян, вообще не различают цвета.
Ясновидящая ночь Григорьева[405].
Темно-белый снег Анненского[406].
Слуцкий – искусственная простота.
Северянин, Есенин – Божьей милостью поэты.
«То, что он знает, я уж давно забыл».
Чем удивителен Анненский?
Тонкостью наблюдений. Емкостью стиха необычайной. Огромным вниманием к деталям.
Все это повторил – на высоком уровне – Пастернак. Ближайшее родство Пастернака – Анненский, Блок. Далее – Тютчев, Баратынский – Лермонтов. Русское родство. Заграница – это Рильке, не Гете и не Гейне, которого, кстати, Пастернак никогда не переводил – настолько чужда ему гейневская «ирония», гейневское юродство. Не французы, не англичане.
Ассонанс – это рифма, которую повторяет глухой.
Фет. Удивительный, редчайший случай. Стихи 60-, 70-летнего поэта лучше стихов ранних.
Из книги Лауры Ферми[407] мы узнали, что Эйнштейн не только не был против применения атомной бомбы в войне, но именно письмом физика президенту начинается история создания атомной бомбы.
Шагинян[408] (Дн<евники> пис<ателя>), указывая на недочеты языка Толстого: «вправе и влеве виднелись» и т. д.
Но это – Даль!
Сольвейг. Удивительный образ Ибсена. Ни один большой поэт не прошел мимо образа Сольвейг.
Сытин[409] говорит в отчетном докладе («ЛГ», 10.12.59) – книготорг сообщает: художественная литература не идет, лежит на складах:
«Как известно, сейчас на складах лежит много художественной литературы. И вообще она стала продаваться хуже».
Причина, по мнению Сытина, – плохая пропаганда книги.
Страшен грамотный человек.
Боков («ЛГ», 12 дек.) говорит, что поэтесса Фокина из Архангельска, проучившись три года в Литературном институте на поэтическом отделении, не узнала, что такое размер и ритм стихотворения.
Литературный институт им. Горького – высшее учебное заведение типа института физкультуры, что на Гороховой. Там ведь тоже «высшее».
Что значит «идейное новаторство»?
Художественное новаторство – это понятно, но идейное? И в чем оно может заключаться, выражаться.
«Беда наша в том, что у нас тошнота никогда не доходит до рвоты» (Тютчев. Письмо к брату[410]).
Гиганты Средневековья – Данте, Руставели, Микеланджело. О форме типичности творчества Микеланджело (героичность, муки людей) для Средневековья указывал Роден.
