Валентин Антонов - Хроника шапочных разборов
Когда продолжать борьбу и с болезнью, и с самим собой стало для императора Михаила уже невыносимо, император добровольно расстался с земной властью, а Михаил — Михаил решил уйти туда, где умирать ему было бы легче. В монастырь, им самим же и основанный.
Вымолив таким образом милость и благосклонность божества, он отдал себя в руки жрецов и воспреемников его добровольно принесённой и благосклонно принятой жертвы. А те, став от него по обе стороны, пропели всевышнему молитвы, предваряющие жертву, совлекли с Михаила царские пурпурные одеяния и надели священный плащ Христа, сняли покров с его головы и возложили венец Спасителя, а затем, осенив крестом его грудь и спину и опоясав его мужеством против духов зла, удалились. И случилось это всё по его воле и желанию.
Недавнему молодому красавцу, а теперь уже измученному душевными муками и смертельной болезнью человеку, исполнился тогда всего лишь 31 год…
Постриг и смерть императора Михаила (фрагмент средневековой рукописи).
Михаил с громадным облегчением уходил от измучившего его за семь лет «стыда» за когда-то совершённое им преступление. Всё ещё любившей его жене Зое, которая все эти годы вроде бы совместной их жизни, постоянно находясь рядом с ним, прожила без него, Михаил о своём решении прекратить борьбу ничего не сказал. Но она всё равно узнала.
…Императрица не совладала с горем и, узнав от кого-то о случившемся, решилась покинуть женскую половину и, пересилив свою природу, пешком отправилась к мужу. А он, то ли стыдясь всего доставленного ей зла, то ли памятуя о Боге, а о жене забыв, даже не пустил её к себе.
В тот же декабрьский день 1041 года Михаил скончался. Перед смертью он захотел ещё раз помолиться, но вместо простых монашеских сандалий обнаружил лишь свою прежнюю, царскую обувь. Что ж… на свою последнюю молитву он отправился босой…
В тот же самый декабрьский день заблаговременно вернувшийся в столицу кесарь-племянник был объявлен новым императором Михаилом V.
«Этот странный муж»
Несостоявшееся последнее свидание с мужем Михаилом, вероятно, произвело на Зою очень сильное впечатление, а с его смертью в ней и вообще словно бы что-то надломилось. И куда только подевалась та прежняя багрянородная Зоя — властолюбивая, деятельная, неустанная в дворцовых интригах, жизнелюбивая, падкая на внимание мужчин!.. Быть может, всему причиной был её возраст — ведь Зое исполнилось уже 63 года. Или, быть может, причину надо искать не только в возрасте…
Во всяком случае, в таком её состоянии хорошо нам знакомому Иоанну, брату покойного императора Михаила, было нетрудно уговорить её легитимно вручить императорскую власть опрометчиво усыновлённому ею «кесарю», племяннику и её покойного мужа, и самого Иоанна.
Дав своему бывшему деверю уговорить себя, Зоя совершила крупную ошибку, что, впрочем, не очень-то и удивительно, учитывая её состояние в тот мрачный декабрьский день 1041 года. Гораздо удивительнее то, что, уговорив Зою, роковую ошибку совершил тогда и многоопытный Иоанн — по сути ведь, бессменный «первый министр» и при Романе, и при Михаиле.
Зоя передаёт власть Михаилу-племяннику (миниатюра сильно попорчена, будто специально, но другой всё равно нет).
Проталкивая в императоры племянника, Иоанн, конечно, надеялся упрочить собственное высокое положение и заодно обеспечить будущее всех своих многочисленных (и, как мы знаем, ненасытных) родственников. И уговорив Зою, он не учёл лишь одного: более всего на свете нового императора — а тому исполнилось всего лишь 26 лет — заботила власть, безраздельная власть, власть сама по себе. Лишь одну её любил он всеми фибрами души и к ней одной лишь ревновал. Всё остальное не значило для него ровным счётом ничего: ни родственные чувства, ни простая человеческая признательность, ни даже даже самая заурядная моральная брезгливость.
Хорошо знавший нового императора, Пселл по отношению к нему беспощаден:
Если ему не везло, он вёл себя и разговаривал по-рабски малодушно и проявлял всю низменность натуры, но стоило удаче хоть на миг ему улыбнуться, как он немедленно прекращал лицедейство, сбрасывал притворную маску, переполнялся ненавистью и одни из своих злых замыслов приводил в исполнение тотчас, другие приберегал на будущее…
Получив благодаря усилиям дяди Иоанна самодержавную власть, племянник-император прежде всего о нём и позаботился. Бессменный первый министр был отстранён от дел, удалён из столицы, отправлен вначале в монастырь, а затем — в ссылку, на остров Лесбос.
Разделавшись таким образом с могущественным дядей Иоанном, царственный племянник, как говорится, вошёл во вкус и обратил взоры на других своих родственников, рангом пониже:
Император изгнанием <Иоанна> как бы потряс основание рода, а потом принялся искоренять его целиком, и всех родственников — а в большинстве случаев были это бородатые мужи во цвете лет и отцы семейств, занимавшие высшие должности, — лишил детородных членов и в таком виде, полумёртвых, оставил доживать жизнь…
Может создаться впечатление, что Иоанну ещё повезло, но это впечатление, увы, обманчиво: всего через год он, по доброй византийской традиции, будет ослеплён, а затем и убит (впрочем, это совсем другая история, в которой племянник участия уже не принимал)…
Золотая монета с изображением Михаила V (на монете он справа; всё сильно увеличено).
Из всех братьев покойного императора Михаила репрессий со стороны племянника избежал лишь один: его новый император даже значительно возвысил, сделав, взамен Иоанна, своей правой рукой и прибавив к этому весьма почётный титул новелиссима (по значимости — второй после титула кесаря).
Но ни этот его дядя-новелиссим, ни другие обласканные им царедворцы, ни его личная охрана, составленная из «скифских юношей», ни кто-либо ещё — во всей доставшейся ему громадной империи никто не мог быть уверен в том, что, например, уже завтра по прихоти императора его не постигнет участь того, кто ещё вчера был насильно пострижен в монахи, сослан, ослеплен, кастрирован или даже убит…
Примеров подобного правления в истории, в общем, предостаточно. И ладно бы это делалось ради некоей высшей цели, ради грядущего счастья народного или, там, прорубания куда-нибудь окон, что сулило бы, в конечном счёте, немалую выгоду всем. Отнюдь.