Борис Горбатов - Дорога на Берлин
На плечи девушки наброшена чья-то шинель.
- Значит, вы от варшавских повстанцев? - спрашивает ее Вася.
- Да... - отвечает она, улыбаясь. - Я из Жолибужа.
- Вы смелые ребята!
- Мы продержимся. Но нам нужна помощь: боеприпасы и сухари.
- Мы отвезем вас к командующему, - говорит Автономов.
- Мы слышали о нем, - говорит девушка. - Как я рада, что я среди вас!.. - Она почти с неясностью оглядывает и блиндаж и всех, кто в нем.
- Вы очень хорошо говорите по-русски... - замечает Вася.
- Да? - усмехается девушка.
- Да. Вы говорите без акцента, ну просто как русская.
- Я и есть русская.
- Русская? - удивляются все в блиндаже и даже ближе подходят к девушке.
- Да, я русская.
- Может, землячка? - оживляется Слюсарев. - Не сибирячка?
- Случаем, не харьковчанка? - отзывается Савка. - Харьковских много в Германию угнали.
Девушка молчит.
Потом произносит медленно:
- Н-не знаю...
Пауза. Все удивленно смотрят на нее.
- У меня нет родины... - печально объясняет она. - Мой отец был петербуржец, мать - волжанка. А я... я родилась в Казанлыке. - Она усмехается. - Вы, конечно, и не слыхали такого города. Это в Болгарии. Потом мои родители бродили по свету... Искали пристанища, работы, хлеба... и я с ними... - И совсем тихо: - Меня зовут Ирина... В цитадели меня зовут Ирен.
...На полковом "виллисе" офицер штаба и Ирина едут в штаб фронта. Едут лесом. На Ирине все та же солдатская шинель.
Они едут молча.
Вдоль дороги то тут, то там - небольшие холмики: могилы советских воинов.
И когда машина проходит мимо могилы, офицер молча и сурово козыряет.
Так они едут...
Вдруг Ирина тронула офицера за рукав:
- Остановитесь на минуту.
Машина остановилась.
- Я хочу подойти... - смущенно сказала Ирина.
Они сходят с машины и подходят к могиле. На ней простой деревянный знак: пятиконечная звезда на верхушке.
На дощечке химическим карандашом написано:
"Здесь погребен товарищами гвардии рядовой Левшин Афанасий Павлович, отдавший свою молодую жизнь за братскую Польшу".
Ирина отломила с дерева несколько веток. Кладет на могилу.
- Умирать не страшно, нет! - говорит она вдруг. - Я теперь это знаю. Но как страшно умирать вдали от родины... на чужой земле... в чужом лесу...
- Он не боялся этого! - отвечает офицер, показывая на могилу. - И не думал об этом. Просто дрался. Просто умер. Левшин Афанасий Павлович.
Он козыряет могиле и, сумрачный, идет к "виллису".
Снова едут они... Снова молчат...
И козыряют могилам вдоль дороги...
- Расскажите мне о России!.. - вдруг попросила Ирина. - Какая она?
- А вы, значит, никогда не были в России? - спрашивает офицер.
- Нет. - (Пауза.) Усмехаясь. - Впрочем, в снах - часто, очень часто... Еще девочкой я молилась на ночь, чтоб приснилась Россия. И она мне снилась...
- Какая?
- Необыкновенная!
- Колокола, тройки, березки, самовары?
Ирина печально посмотрела на него.
- Я знала, - говорит она чуть дрожащим голосом, - что вы будете смеяться надо мной.
- Нет, что вы, что вы! - испугался офицер.
- Я уже не девочка, - тихо и твердо говорит Ирина. - И я уже видела такое, такое!.. Вам, счастливым, и не увидеть никогда!.. Ведь мы были на дне жизни, без родины, без нации, и... и без хлеба. Моя мать стала портнихой, отец... - Она смотрит перед собой. Бежит под колеса дорога. - Есть в Маниле, на Филиппинах, такой притон... "Олд мен" - "Старый человек"... Темная лестница... Дверь с решетчатым окном. И привратник в окошке... подозрительный и жестокий... Там я однажды нашла папу... Я опоздала на пять минут... - Она смахивает слезу с ресниц. - Нет. Лучше вы... расскажите мне о России.
"Виллис" с боковой дорожки из леса выскакивает на магистраль.
- Россия... гм! - пожимает офицер плечами. - Сразу и не расскажешь! Шутливо: - Ну, Советский Союз есть государство с двумястами миллионами жителей. - Он вдруг посмотрел на Ирину и смолк; такое у Ирины лицо!
Они едут молча.
Мимо идут войска. Растянулась на много километров походная колонна дивизии...
- Ну? - тихо повторяет Ирина.
- Россия!.. Да вот она - Россия! - вдруг говорит офицер и показывает на войска. - Вот она - Советская Россия на походе, одетая в солдатскую шинель, обутая в солдатские сапоги... Три года мы деремся с Гитлером... один на один... без второго фронта. И мы уж сломали Гитлеру хребет! Сами. (Пауза.) Наша страна разрушена... Нам бы строить сейчас, сеять, пахать... А мы здесь, в Польше... И дальше пойдем. В Чехословакию пойдем, в Австрию, в Германию. Мы уже не за себя воюем. Мы воюем за мир, за человечество!.. И будет очень обидно, - криво усмехается он, - если мир забудет это. Забудет, как мы дрались и умирали на чужой земле, за чужих людей, за чужой покой и счастье...
Взволнованно слушает Ирина...
А мимо проходят, проходят солдаты, советские воины. Суровые, обветренные лица. Соль на гимнастерках. Кровь на повязках раненых. Пот на запыленных лицах.
...Приемная командующего фронтом.
Офицеры с интересом, который, впрочем, они всячески маскируют, рассматривают Ирину.
- Девушка из Жолибужа, - шепотом говорит один молоденький адъютант другому.
Ирина волнуется.
- Пожалуйста! - улыбаясь, говорит ей адъютант-полковник и распахивает дверь.
Ирина входит к командующему.
...Берег Вислы. Сумерки.
Ирина прощается с офицером и Васей.
- Спасибо! - говорит она, пожимая им руки. - За все спасибо!
- Не за что! - улыбаются офицеры.
- За тепло, за ласку, за сухари...
- Раз командующий сказал - все будет сделано!..
- И главное, - говорит Ирина, - спасибо вам за то, что вы... вы вернули мне родину... Верните же нам и Варшаву!..
- Мы возьмем Варшаву, - просто отвечает Вася.
Девушка еще раз пожимает им руки, сбрасывает шинель и тихонько идет к воде.
В блиндаже пулеметчики настороженно следят за ней, чтоб, если надо, прикрыть ее огнем.
Вот Ирина уже на воде... Плывет...
- Русская!.. - улыбается Вася. - Ишь как храбро плывет!.. перекусывает былинку. - А Варшаву надо взять, и скорее...
...Бегут среди развалин волны.
Снег под ногами. Дым. Гарь.
Вытягивает руку передний, кричит:
- Варшава, ребята! - и припадает, раненый, к столбу.
На столбе надпись: "Берлин - 700 километров".
Все еще держась руками за столб, медленно сползает раненый. Мы узнаем в нем солдата Бровкина.
Сержант Иван Слюсарев тревожно наклоняется над ним.
- Эй, земляк! Ты что?..
- Ничего, Ваня, ничего... - стонет Бровкин. - Кажись, кончили меня, Ваня...
Пробегают мимо бойцы. Еще идет бой. И затихает вдали.
Мутным взором обводит Бровкин мир:
- Мы где? В Варшаве?
- В Варшаве, земляк, в Варшаве...
- А-а, ну вот!.. - удовлетворенно произносит Бровкин и затихает.
