Рассел Миллер - Приключения Конан Дойла
В письме от 22 января 1842 года он замечает: “… хотя все пятеро моих сыновей обнаруживают склонность к искусству, лишь из троих старших может в этом смысле безусловно выйти толк”.
Чарльз дружил в основном с Аделаидой и Фрэнсисом, которые были ближе к нему по возрасту, и их ранняя смерть глубоко его потрясла. Впрочем, детство его было счастливым: он удил рыбу с друзьями на канале Паддингтон и в Темзе и очень любил животных. У него была своя собачка по прозвищу Принни и певчий дрозд; он мечтал об обезьянке, но, когда ее везли ему с Цейлона, бедняга сдохла.
Поскольку в художнические таланты Чарльза отец верил не сильно, то решил отправить сына на службу, и в семнадцать лет тот занял должность одного из трех помощников Роберта Матесона, управляющего делами ее величества в Эдинбурге, с ежегодной зарплатой в 180 фунтов. Он поселился в фешенебельном Новом городе в доме номер 8 по Скотланд-стрит, принадлежавшем Кэтрин Фоли. Кэтрин была вдова и, что немаловажно, католичка. Поначалу Чарльз был вполне счастлив в Эдинбурге, посылал домой веселые остроумные письма, разумеется с картинками, отмечая, что “шотландцы грубоваты, много пьют, но добры”, — не самое, надо признать, удачное общество для столь юного человека, к тому же творческого.
Летом 1850-го Чарльз, которому было тогда всего восемнадцать, удостоился немалой чести: поднять флаг на крыше дворца Холируд, официальной резиденции монархов в Шотландии, где располагалась и его контора. Это было во время визита королевы Виктории в Эдинбург.
Трудно точно определить обязанности Чарльза — это было нечто среднее между архитектором, инженером и секретарем. Некоторые биографы думают, что по его эскизам были созданы витражи в кафедральном соборе в Глазго, но документальных подтверждений этому нет. В основном он был занят чертежами, и, кажется, единственным свидетельством его работы в этом департаменте служат именно чертежи фонтана во дворе Холируда.
В июле 1855-го Чарльз обвенчался с семнадцатилетней дочерью своей домовладелицы в католическом соборе Святой Марии. Мэри Джозефин была хорошенькая миниатюрная блондинка с аккуратным пробором. Какое-то время она училась во Франции. Нельзя сказать, что ее мать Кэтрин Фоли полностью одобрила этот брак: девушка была очень молода, а Чарльз — всего лишь скромный государственный служащий; но, с другой стороны, он благородных кровей, ирландец и католик…
Кэтрин Фоли родилась в Килкенни в 1809 году, ее отец, Уильям Пэк, был бакалейщик и виноторговец. Она необычайно гордилась своим происхождением: Пэки, протестанты, уверяли, что их предки пришли в Ирландию вместе с Кромвелем, а один из Пэков, генерал сэр Дэнис Пэк, командовал Шотландской бригадой в битве при Ватерлоо. В XVII веке некий преподобный Ричард Пэк женился якобы на урожденной Перси, породнившись таким образом с Плантагенетами и герцогами Нортумберлендскими, но, впрочем, документально эти притязания Кэтрин на родство с семейством Перси не подкрепляются.
В Килкенни Кэтрин вместе с сестрой содержала пансион для девочек, а в 1835-м вышла замуж за доктора Уильяма Фоли, выпускника Тринити-колледжа в Дублине. Поскольку Фоли были убежденными католиками, Кэтрин пришлось сменить веру и принять католичество. Но в 1841-м ее муж скоропостижно скончался на тридцать третьем году жизни, оставив Кэтрин вдовой с двумя маленькими дочерьми. Она вернулась в Килкенни, где вновь открыла частную школу. Однако дела шли неважно, и в 1847 году Кэтрин приняла мужественное решение начать новую жизнь в Эдинбурге, в то время бурно разраставшемся: ирландские иммигранты искали здесь спасения от голода, постигшего их страну из-за неурожаев картофеля.
Она открыла агентство по подбору гувернанток и кроме того брала жильцов, чтобы свести концы с концами. Несмотря на стесненные обстоятельства, Кэтрин ни на секунду не забывала о славном прошлом своей семьи (возможно, это отчасти помогало ей преодолевать трудности) и привила дочери глубокое уважение к нему. Мэри в полной мере унаследовала от матери фамильную гордость.
После свадьбы Дойлы некоторое время жили в доме Кэтрин, а затем перебрались на съемную квартиру. Не тратя даром времени, Чарльз с Мэри обзавелись потомством: уже в 1856 году, в июле, у них родилась дочь Энн Мэри Конан, которую в домашнем кругу звали Аннет. Затем последовали еще восемь детей, но двое умерли во младенчестве. При таком обилии ртов и весьма скромном заработке Чарльза жизнь была далеко не простой. Сильной, волевой Мэри приходилось самой сражаться с трудностями, поскольку нервный и неуравновешенный Чарльз мало интересовался бытом. Мягкий, задумчивый, страдающий головными болями и мучимый приступами депрессии, вечно занятый болезненным самоанализом, он обладал редким обаянием, присущим всем Дойлам, но частенько его называли “витающим в облаках”, “мечтателем” и “не от мира сего”. На досуге Чарльз рисовал, но продавать рисунки не умел и обычно просто раздаривал их, чтобы не торговаться. Поэтому доход семьи состоял из его жалованья (оно так и не поднялось выше двухсот пятидесяти фунтов в год) и случайных гонораров за книжные иллюстрации.
В 1858–1877 годах Чарльз рисовал для “Иллюстрейтед тайме”, “Ландон сосайети” и “График”, а также оформил несколько книг, в том числе “Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо” Д. Дефо (издание 1861 года). Но возможности зарабатывать на жизнь исключительно творчеством не представлялось. Тоскливое настроение Чарльза, прикованного в Эдинбурге к нескончаемой нудной работе, естественно, никоим образом не могли развеять бодрые письма его брата Ричарда, где тот расписывал свою насыщенную, яркую жизнь в Лондоне среди литераторов и художников. “Полагаю, ты знаешь издателей Смита и Элдера. Так вот они пригласили меня на ужин, где я познакомился с автором “Джейн Эйр” — хрупкая, умная женщина, лет ей около тридцати, зовут мисс Бронте… Эванс позвал меня на обед, который давало Общество взаимопомощи газетчиков, председательствовал Диккенс, произнес великолепную речь, были также Люк, Физ, Лемон, Ли и прочие. Вся компания, включая м-ра Питера Каннингема и Диккенса, затем перебралась в таверну “Радуга” на Флит-стрит, где и услаждала себя допоздна подогретым хересом и тостами с анчоусами…”
Чарльз о такой жизни мог только мечтать. Он иногда спрашивал у Аннет в письмах, нельзя ли получить в Лондоне работу, иногда говорил, что уедет в Австралию искать золото. Но он был в западне и сознавал это. Безмерно одинокий, замкнутый, разочарованный и вечно мающийся неудачник, привязанный к огромному семейству, которое нужно как-то содержать, Чарльз стал искать утешения в бутылке. В городе, где тяжелое пьянство было делом обычным, падение его оказалось стремительным.
