Станислав Мыслиньский - Из одного котелка
«В родной деревне после уборки урожая собирали даже отдельные колоски со стерни, а здесь…» — думал я, глядя, как растет полоса белой соломы шириною в несколько метров. А солдаты продолжали подносить снопы, втаптывать их сапогами в болото.
— Сердце разрывается на части при виде этой картины. Не могу больше смотреть! — Обросший солдат вытер грязной рукой потный лоб. Прядь седых волос торчала из-под его выгоревшей пилотки.
— Есть приказ ничего не оставлять врагу, а вас, сержант Сорокин, мучают какие-то угрызения совести, — вмешался стоявший рядом солдат. Пушок покрывал его продолговатое молодое лицо. «Мой ровесник», — подумал я.
— Ах, приказ, ну тогда понятно, — седоватый сержант, которого назвали Сорокиным, беспомощно развел большими, как лопаты, руками. — А детей, женщин и стариков оставлять на произвол врага — разве есть такой приказ? Ну скажи, Коля, ответь мне… Хороший ты наводчик, и ценю я тебя за это, но ты еще совсем ребенок, мало чему тебя эта война научила…
— Сержант! Может быть, уже хватит таскать солому? — услышали мы вдруг сзади чей-то приятный голос. Сорокин обернулся и, приложив руку к пилотке, радостно воскликнул:
— Товарищ командир, вполне достаточно, пройдут, как по мосту!
— Тогда показывай дорогу машинам! — Офицер поднял вверх правую руку и несколько раз помахал ею над головой.
Находившиеся на том берегу солдаты бросились к тракторам. Взревели моторы, и «Сталинцы» с лязгом двинулись вниз к реке, таща за собой длинностволые орудия.
Толстый слой снопов исчез под тяжелыми стальными гусеницами в грязном месиве. Водители вели тягачи медленно, осторожно, следя за движением рук сержанта Сорокина. Артиллеристы придерживали орудия за колеса и стволы.
Вскоре все тракторы и несколько запряженных лошадьми обозных подвод поднялись по склону ложбины. Здесь их ждал командир батареи. Мы с Казиком подошли поближе к орудиям. Я с любопытством разглядывал их с такого близкого расстояния. Сам я немного разбирался в артиллерийской технике и в задачах артиллеристов, поскольку два моих старших брата — Владек и Михал — служили в 11-м легком артиллерийском полку. Я запомнил многие детали из их рассказов о полной приключений, как мне в то время казалось, солдатской жизни.
— Какой это калибр? — спросил я проходившего мимо сержанта Сорокина. Я задал этот вопрос, чтобы как-то начать разговор.
— А что, нравятся? Это 76-миллиметровые. Пушечки — как девушки… Хороши издалека, а еще лучше вблизи. Ох, не любят их фашисты. А мы шпарим из них по фрицам с первых дней войны, от самой границы. Немало поколесили. — Он внимательно посмотрел на нас и спросил: — А вы, ребята, откуда? Не получили еще назначения?
— Да из самого Баку. Идем и ищем, кто бы нас приютил у себя, да что-то нет желающих, — сказал Казик и протянул портсигар с папиросами.
— Нет желающих, говоришь? Посмотрим! — Сержант глубоко затянулся, затем еще раз и, уходя, бросил на ходу: — Подождите меня здесь, поговорю с кем надо. Из моего расчета двоих вчера похоронили…
Батарея разворачивалась к бою. Офицеры указали огневые позиции, и артиллеристы начали окапывать орудия и маскировать их соломой и травой. Тракторы отошли назад и остановились между скирдами. Из обозных подвод остались лишь две, а остальные уехали в направлении Ростова.
— Эх, разрешили бы повоевать с этими пушечками!.. Такого бы шуму наделали среди гитлеровцев! — загорелся я, обращаясь к Казику.
— Да, хорошо бы!.. И вместе с советскими войсками вернуться в наши родные края, где люди ждут освобождения от неволи, — мечтательно продолжал он, 76-миллиметровые пушки грозно смотрели своими жерлами на далекий западный горизонт. Оттуда ждали появления противника. Оттуда доносились нарастающие раскаты артиллерийской канонады. Мне вспомнились первые дни сентября 1939 года и гитлеровские пушки. Тогда они не маскируясь, с открытых позиций, прямой наводкой обрушивали смертоносные снаряды на наши неглубокие окопы, тянувшиеся вдоль реки Сан.
— Где наша артиллерия, где авиация, которые мы видели во время военных парадов и которые бы нам теперь очень пригодились? — засыпали мы вопросами наших офицеров. К сожалению, те тоже не могли сказать нам, простым солдатам, что-нибудь определенное.
— Эй, ребята! — позвал нас знакомый сержант. — Идите сюда, скорее!..
Возле орудия трое артиллеристов рыли стрелковые ячейки для укрытия во время бомбежек. Один из них, молодой, которого звали Колей, возился с прицелом… В нескольких метрах от него на снопах пшеницы сидел командир батареи вместе с каким-то широкоплечим мужчиной лет пятидесяти, судя по его испещренному морщинами лицу и совершенно лысому черепу.
— Ну и куда же вы идете? — спросил нас командир батареи. Теперь я мог внимательнее рассмотреть его приятное, улыбающееся лицо. Большие черные глаза смотрели на нас приветливо, но вместе с тем с какой-то настороженностью. Красивые изогнутые брови то и дело поднимались вверх. Высокий лоб закрывали густые волнистые волосы. Он откидывал их назад здоровой рукой.
— Как это куда? На фронт, бить фашистов…
— Конечно, на фронт, товарищ полковник, — поддержал меня Казик.
— Не полковник, а лейтенант… лейтенант Василий Сапёрский, — поправил его командир батареи, затем встал и, протянув нам руку, добавил: — Пора бы уже, ребята, разбираться в воинских званиях. — А какие-нибудь документы у вас есть? Давайте посмотрим…
Мы вынули наши паспорта. Лейтенант внимательно полистал их, сравнил фотографии с нашими лицами, затем передал документы своему соседу и обратился ко мне:
— По национальности поляк?
— Да.
— А историю Польши знаешь?
— Знаю, — ответил я довольно уверенно, поскольку в начальной школе — а я успел закончить лишь ее — по этому предмету никогда не получал ниже четверки.
— Ну хорошо! А что было в январе 1863 года? — К нашему с Казиком удивлению, офицер задавал эти вопросы на вполне приличном польском языке.
— В то время было восстание поляков против царизма, — ответил я тоже по-польски.
— Ну что ж, неплохо! Впрочем, об этом мы еще когда-нибудь поговорим, — сказал Сапёрский и повернулся к молчавшему все это время товарищу: — Пригодятся, товарищ политрук. Эти двое орлов будто бы с неба к нам свалились… В каждом расчете не хватает людей.
— Я не возражаю, Вася. Ребята молодые, и видно, что рвутся в бой… А что они за орлы, это мы еще посмотрим. — Политрук дружески кивнул нам, вынул из кармана носовой платок и начал вытирать им потный лоб.
— Сержант Сорокин! У вас со вчерашнего дня не хватает двоих людей. Так вот, принимай пополнение! Передай писарю батареи, пусть зачислит ребят в состав вашего расчета. Накорми, получи для них обмундирование. А этому босому пусть старшина выдаст сапоги, а то не успеет еще понюхать пороху, как станет хромым. — Лейтенант встал и похлопал нас по плечу: — С этой минуты вы — артиллеристы 1-й батареи 968-го артиллерийского полка 395-й стрелковой дивизии. Запомните это как следует, ребята…
