Александр Феклисов - За океаном и на острове. Записки разведчика
К концу сорокадневного путешествия Москва — Нью-Йорк я уже почти перестал смотреть по сторонам и удивляться увиденному.
ТРЕВОЖНОЕ НАКАНУНЕ
Прежде чем начать рассказ о моей разведывательной работе, хотелось бы кратко изложить обстановку в Соединенных Штатах, где мне предстояло действовать, круг обязанностей в генеральном консульстве, характер взаимосвязей советских представительств с местными властями, отношение к Советскому Союзу различных слоев населения.
В Нью-Йорке меня встретил сотрудник генконсульства К. Г. Федосеев. Это учреждение находилось тогда на Шестьдесят первой улице в четырехэтажном доме. Соседний дом, в котором проживало несколько советских семей, также принадлежал консульству. В нем размещались столовая и класс для занятий английским языком.
По указанию генконсула мне предоставили комнатушку в здании советской школы на Восемьдесят седьмой улице. Сослуживцы помогли купить необходимые вещи домашнего обихода, и на третий день я уже вышел на работу.
Я был командирован в генеральное консульство стажером, без дипломатического паспорта. В первый же день меня принял генконсул В. А. Федюшин. Поинтересовался, как я добрался, не было ли в пути каких-либо происшествий, и расспросил о последних новостях в наркомате. В конце беседы Виктор Алексеевич распорядился, чтобы я принял дела от сотрудника консульства Федосеева, тут же вызвал его в кабинет и определил срок передачи.
В мои обязанности входила работа с командированными и постоянно проживающими на территории консульского округа советскими гражданами и командами моряков советских торговых судов, прибывающих в американские порты, а также разбор различных конфликтов и оказание консульской защиты советским гражданам, попавшим в непредвиденные ситуации. Я также оформлял выезд советских граждан из США, ставя в паспорте штамп с въездной визой в СССР.
В 1941 году в Соединенных Штатах находилось около ста двадцати постоянно проживавших советских граждан-эмигрантов, которые имели так называемый советский вид на жительство. По положению они должны были один раз в год приходить, в генконсульство, чтобы уплатить сбор за продление совзагранвида.
В течение первых месяцев выполнение перечисленных обязанностей не отнимало много времени: каждый день на прием приходили пять-семь посетителей.
После приезда в Нью-Йорк около двух месяцев меня в резидентуру не пускали. Я даже толком не знал, где она находится. Осваивал свои обязанности по прикрытию, усиленно изучал английский и, конечно, самым подробным образом знакомился с гигантским городом. Особое внимание уделял кинотеатрам в различных районах Нью-Йорка и всем видам городского транспорта. Первое время просмотр фильмов был не развлечением, а нелегким трудом. Из-за недостаточного знания английского языка приходилось напрягаться, чтобы понять происходивший на экране разговор. Как ни старался, я понимал максимум пятьдесят процентов слов. Но усиленная работа над языком, постоянное общение с американцами, ежедневное чтение газет, разговоры по телефону, слушание радиопередач постепенно расширяли словарный запас. Через четыре-пять месяцев я уже мог свободно разговаривать с местными жителями на бытовые и политические темы.
В апреле 1941 года меня принял исполнявший обязанности резидента П. П. Пастельняк, солидный мужчина лет сорока пяти. У него было мужественное, изрытое оспинами лицо с глубоко посаженными темными глазами. Человек он был сугубо военный: службу начал в пограничных войсках, а затем перешел на контрразведывательную работу. В 1938—1939 годах его направили руководителем группы по обеспечению безопасности в советском павильоне на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Английского языка он почти не знал. После закрытия выставки его оставили в резидентуре. В апреле 1941 года он был назначен исполняющим обязанности резидента. Будучи военным, Павел Пантелеймонович любил дисциплину, и прежде всего подчинение, или, как он изъяснялся, субординацию.
Пастельняк, просматривая мой план-задание, спросил:
— Цель командировки известна?
И, не дожидаясь ответа, зачитал известные мне задачи: установление двусторонней радиосвязи между резидентурой и Центром, выполнение разведывательных заданий по указанию резидента. Он выделил в мое распоряжение две небольшие нежилые комнатки на верхнем этаже консульства для размещения радиостанции. Здесь же предполагалось и мое жилище. Пастельняк приказал в трехдневный срок переехать сюда из здания школы, приступить к оборудованию радиоточки и ежедневно докладывать о проделанном.
Относительно разведывательной работы Пастельняк заявил, что перед тем, как передавать мне на связь агентов, он проверит мою пригодность на вспомогательных второстепенных делах: подборке официальных материалов по ФБР и тогдашнему главному разведоргану Вашингтона — Управлению стратегических служб (УСС), переводе на русский язык официальных и агентурных материалов, подыскании мест встреч с агентурой. Я должен был приобретать полезные для резидентуры связи, используя официальные возможности по прикрытию. До обеда мне полагалось вести прием посетителей, а в послеобеденное время и вечером — работать в резидентуре. В ее помещение Пастельняк посоветовал входить таким образом, чтобы этого никто из сотрудников НКИД, «чистых дипломатов», как мы их называли, не заметил.
Я приступил к выполнению своих задач в неспокойное время, в канун нападения гитлеровской Германии на нашу Родину. Еще в апреле 1941 года посол К. А. Уманский, выступая на совещании дипломатического состава генконсульства, заявил: «Гитлер опьянен успехами. В Европе нет державы, которая могла бы остановить фашистов. Гитлер готовится к нападению на СССР, и войны нам с Германией при всем желании, видимо, не избежать».
Точка зрения посла ошеломила меня и моих товарищей. Хотелось надеяться, что мрачное предсказание не сбудется. А пока его прогноз сыграл мобилизующую роль для дипсостава.
Уманского справедливо считали человеком незаурядным. Он начал свою служебную деятельность журналистом, блестяще знал несколько иностранных языков. Перед войной нередко выступал в роли переводчика Сталина. Хорошо владел стенографией, печатал на пишущей машинке, был прекрасным оратором, умел четко излагать мысли, не прибегая к каким-либо запискам. Он сам много работал, подготавливая важные документы, и быстро решал вопросы. Будучи уверен в неизбежности войны с фашистской Германией, продолжал встречаться в Вашингтоне с немецким послом и старался выведать у него нужную информацию.
В тот период отношения между СССР и США были крайне плохими. Американская пропаганда в газетах, журналах и по радио без конца лживо утверждала, что Советский Союз — друг гитлеровской Германии и поэтому подписал пакт о ненападении. И замалчивала тот факт, что Москва была вынуждена пойти на это вследствие двуличной политики правящих кругов Англии и Франции, толкавших нацистов к нападению на СССР. Конгресс Соединенных Штатов принимал законы, согласно которым свертывались экономические и торговые отношения с Москвой. Некоторые компании прекратили поставку ранее заказанного технического оборудования, а правительство США предложило совпосольству отозвать всех своих приемщиков. Торговля между странами фактически прекратилась. Число командированных советских граждан в Соединенных Штатах с каждым днем сокращалось. Американская контрразведка активно разрабатывала почти поголовно советских граждан: вела за ними слежку, прослушивала телефоны, подставляла агентов-провокаторов. В феврале 1941 года был арестован сотрудник военно-морского атташата СССР, а в апреле — наш резидент Гайк Бадалович Овакимян.
