Виктор Савченко - Симон Петлюра
«Национализм крови» Михновского привлечет ограниченное число сторонников, которые через несколько лет попытаются взорвать памятник А. С. Пушкину в Харькове, мстя русскому поэту за поэму «Полтава»...
В январе 1901 года в Полтаву, вместе со своим хором, приехал пятидесятидевятилетний полтавский дворянин, основоположник украинской национальной музыки, композитор и общественный деятель Николай Лысенко. Его оперы и песни отражали героическую историю Украины, воспевали казацкие времена. Выступления хора Лысенко на Украине были своеобразной агитацией, украинской фрондой. Так, выступая в Полтаве, хор Лысенко исполнил запрещенный украинский гимн «Щэ нэ вмэрла Украйины ни слава, ни воля...» Слушатели, в большинстве украинские патриоты, оглушили зал громом оваций, а после концерта вынесли композитора из зала на руках «как нового Кобзаря».
Семинаристы тайного кружка, без разрешения начальства, пригласили Лысенко в актовый зал семинарии послушать в исполнении Хора семинаристов его собственное запрещенное цензурой сочинение — кантату «Бьют пороги», причем дирижировать должен был Семен Петлюра. Петлюра подготовил и вступительную речь в честь композитора. Николай Лысенко с радостью принял приглашение и явился в семинарию, не предупредив о своем визите ректора Ивана Пичету. Однако ректор узнал о появлении композитора и неожиданно нагрянул в зал, где собрались «тайные» хористы.
Разгневанный самоуправством и «подпольностью» мальчишек, ректор накинулся на Лысенко с бранью, упрекая композитора в «подстрекательстве к развращению юношества» и в «мазепенской интриге». За седого композитора вступился тогда Петлюра, заявив, что Лысенко — почетный гость семинаристов, гордость Украины и его никому не позволено оскорблять... Вечер был испорчен, так же, как настроение обиженного композитора... Петлюра и его товарищи извинились перед Лысенко и проводили его до дома, где остановился композитор...
Казалось бы, незначительное событие... но с него начался конфликт Семена Петлюры с руководством семинарии, который вскоре привел Петлюру к исключению из учебного заведения и круто изменил его судьбу.
Надо отметить, что набожные родители и приятели Семена пытались бороться за его «карьеру» священника... Известный в Полтаве общественный деятель Николай Дмитриев обратился к своему важному другу в Петербурге — молодому чиновнику государственного контроля Алексею Лотоцкому, чтобы он похлопотал в «синодальных столичных сферах» за горячего провинциального юношу. Лотоцкий пробовал хлопотать в Синоде, однако это не помогло. Тогда он обратился к своему коллеге — князю Абашидзе, который был ректором Тифлисской семинарии (в дальнейшем архиепископ Таврический), с просьбой дать Петлюре возможность продолжить образование в Тифлиссе. Князь Абашидзе, хотя и сам был умеренным грузинским националистом, не хотел идти на открытый конфликт с Синодом, да еще из-за какого-то «малороссиянина» мещанина. Путь к дальнейшему образованию для Петлюры был закрыт. Оставался прямой путь — в революцию...
Отец Семена еще пробовал обращаться за помощью и к архиерею Иллариону, которого часто и бесплатно возил на своих дрожках. Благодарный Илларион согласился помочь в том случае, если Семен прекратит «заниматься революцией». Вызвав к себе молодого строптивца, Илларион потребовал от Семена отречься от своих «заблуждений», пожалеть старого отца, признать свою «провину».
При условии раскаянья Семена могли еще оставить в Полтавской семинарии. Но когда архиерей спросил Петлюру, обещает ли он исправиться, обещает ли он больше не подвергать свою душу «сатанинским искусам» политики и революции, Петлюра отрезал, заявив, что ему идеи революции дороже, чем семья и церковь, и что от своих убеждений он не отречется...
Позднее его товарищи напишут в воспоминаниях о том, что Семен Петлюра был признанным лидером в семинарии и умел убеждать товарищей без настырности и криков. Петлюра, несмотря на свою «обыкновенность» и отсутствие внешнего лоска, отличался достаточным самолюбием, чтобы не участвовать в юношеских попойках, драках, набегах на чужие сады и огороды... Он долго держался особняком, как бы догадываясь о своем будущем предназначении. Он был уже тогда «идейным» и любил постоянно что-то организовывать...
В бурсе, а потом и в семинарии за Петлюрой закрепилась «библейская» кличка Симон-зилот. В старших классах семинарии Семен стал все чаще называть себя романтично, на «французский манер» — Симоном, возможно, памятуя об «освободителе народов Латинской Америки» Симоне Боливаре. В его поведении чувствовалась некая театральность, и не только потому, что юный Симон любил театр, сам играл в семинарских спектаклях, руководил хором, пытался писать пьесы, то есть «имел склонность к искусству»... Семен-Симон уверовал в некое свое предназначение, в то, что ему суждено сыграть важнейшую историческую роль или погибнуть за народ...
Симон уже давно стал подумывать о дальнейшей учебе в университете в Харькове или Киеве. Его тяготила даже мысль о карьере священника. Да и с религией у Симона складываются непростые отношения. Вся «прогрессивная» молодежь начала XX века кичилась своим показным атеизмом. Безверие стало модным вызовом поколению отцов и системе. Русские философы, отвечая на запросы интеллигенции, старались отыскать иного, неканонического Бога. Петлюра тоже пустился на поиск истины...
Хотя Симон веру в Бога-Творца сохранил на всю жизнь, однако казенная и двуличная атмосфера семинарии навсегда отвратили его от официальных церковных структур. К тому же Петлюра, как и большинство социалистов, считал официальную церковь «прислужницей самодержавия и русского империализма». Двойственность его характера проявлялась и в дальнейшем, когда Симон в субботу мог посещать масонскую ложу, а в воскресение ходить в церковь Московского патриархата, к заутрене, в понедельник же выступать в Центральной Раде против «русификаторской политики» церкви.
Вместе с тем Петлюра был, наверное, единственным деятелем Центральной Рады и Директории, который заявлял, что церковь необходима для воспитания народа. В годы гражданской войны украинские социалисты (Винниченко и К°) систематически критиковали его за «пристрастие» к церковным молебнам и введение в войсках военного духовенства.
Очевидно, в июне или июле 1901 года Петлюра был отчислен из Полтавской семинарии и для него началась взрослая и мятежная новая жизнь. Он готовил себя на роль «профессионального революционера». «Подпольная Россия» Степняка-Кравчинского показала провинциальному юноше дорогу в иную, легендарную, жизнь, где постоянный риск, жертвенность, благородство служат построению нового идеального общества. Политическая наивность была характерной чертой эпохи.
