Татьяна Бирюкова - Москвичи и москвички. Истории старого города
Не польстило народу и то, что Димитрий ввел иноверцев в Успенский собор. А понравилось, что в Архангельском соборе он со слезами на глазах произнес над гробом Иоанна:
«О, любезной родитель мой! Ты оставил меня в сиротстве и гонении, но святыми твоими молитвами я цел и державствую».
Иноков Чудова монастыря, знавших лично Отрепьева, срочно сослали в дальние города. А наЛобном месте свидетель угличского несчастья, изменник Бельской, целуя образ Николая Чудотворца, поклялся гражданам, что новый государь есть истинный Димитрий. Народ тогда провозгласил «Многие лета».
Для полного утверждения на престоле недоставало только свидетельства царицы-инокини, матери настоящего Димитрия. Потому самозванец встречался с ней наедине в подмосковном селе Тайнинском.
Позже отставная царица, будучи во злобе на Бориса Годунова и не видя возможности противодействовать ситуации, перед глазами народа нежно обнимала Григория и вся в слезах признала его.
Москвичи удивлялись: царь очень редко посещал русские храмы, не клал поклонов перед образом Николая Чудотворца, не имел обязательной русской привычки, закончив обед, ложиться спать, «после свадьбы ни разу со своей поганою женою не мылся в бане», хотя баня ежедневно топилась.
Варианты к сватовствуУже 4 июля 1605 года Лжедимитрия венчали венцом Мономаха на русский престол. Утвержденный на престоле Отрепьев послал в октябре в Краков посольского дьяка боярина Афанасия Ивановича Власова-Безобразова (Власьева) с требованием к супружеству своему с Мариной. Вместе с Власьевым выехал и секретарь царя Бунинский, которому Димитрий поручил, чтобы тот выпросил у папского легата позволение Марине причаститься у обедни из рук патриарха, так как иначе она не будет считаться коронованной, и чтобы ей позволили ходить в православную церковь (но втайне оставаться католичкою), чтобы она убирала голову по-русски.
Пока поляки тянули время с выдачей Марины и выдвигали разные дополнительные требования и выгодные для Польши условия, австрийский император пожелал породниться с «Димитрием» и сулил ему руку одной из своих принцесс. Мало того, сам польский король через посредников предлагал этому русскому царю в жены либо свою сестру, либо княжну Трансильванскую. Однако, несмотря на все эти соблазны, Отрепьев оставался верен Марине.
Когда до Сигизмунда и Мнишека дошли точные вести, что в Москве на троне — не истинный царский сын, те замедлили с отпуском Марины в Москву.
Но главной причиной к долгому удержанию Марины в Польше были сплетни, дошедшие до Кракова, об отношениях нового русского царя Димитрия с дочерью предыдущего царя Бориса.
Мнишек-отец написал тогда самозванцу:
«Есть у Вашей царской милости неприятели, которые распространяют о поведении Вашем молву. Хотя у более рассудительных людей эти слухи не имеют места, ноя, отдавши Вашему Величеству сердце и любя Вас, как сына, дарованного мне от бога, прошу Ваше Величество остерегаться всяких поводов, и, так как девица Ксения, дочь Бориса, живет вблизи Bacf то, по моему и благоразумных людей совету, постарайтесь ее устранить от себя и отослать подалее».
Действительно, многие говорили о том, что Димитрий полюбил красивую Ксению. Их современник Кубасов так описал эту девушку:
«Царевна Ксения, отроковица чудного домыгиления, зельною красотою лепа, бела и лицем румяна, очи имея черны, велики, светлостию блистаяся. Когда же в жалости слезы от очию испущагие, тогда наиначе светлостию зельною блисташе; бровьми союзна, телом изобильна, млечною белостию облиянна. Возрастом ни высока, ни низка. Власы имея черны, велики, аки трубы по плечам лежаку. Воистину, во всех женах благочиннейта, и писанию книжному многим цветуще благоречием, во всех делах чредима. Гласы воспеваемые любляше, и песни духовныя любезне слышати любляше».
У Марины появилась равная соперница. И хотя истинные отношения Димитрия с Ксенией остались для историков тайною, но известно, что она была неотлучною при царе около года. В то же время Димитрий часто писал к невесте Марине о своей любви именно к ней. Марина не отвечала на письма, сердясь на Ксению, ревнуя царя к русской красавице с «трубчатыми косами». Наконец, Лжедимитрий решил постричь несчастную Ксению в монахини под именем Ольги и сослать ее в Белозерский монастырь.
Как ни странно, в дело включился сам папа Климент VIII. Самозванец писал письма к всесильному папе с надеждой о скором выпуске из Польши к нему Марины. Папа отвечал:
«Мы не сомневаемся, что так как ты хочешь иметь сыновей от этой превосходнейшей женщины, рожденной и свято-воспитанной в благочестивом католическом доме, то хочешь также привести в лоно римской церкви и народ московский… Верь, что ты предназначен от Бога к совершению этого спасительного дела, причем большим вспоможением будет для тебя твой благороднейший брак».
Все надежды католичества и Польши покоились на Марине.
В другом письме папа писал самой Марине:
«Мы оросили тебя своими благословениями, как новую лозу, посаженную в винограднике Господнем. Да будешь дочь Богом благословенная, да родятся от тебя сыны благословенные, каковых надеется, каковых желает святая матерь, наша церковь, каковых обещает благочестие родительское».
ОбручениеПо записям современников Лжедимитрия, тот «перепортил несчетное число молодых москвитянок». И даже особая близость его с русской красавицей Ксенией Годуновой не повлияла на твердое решение вступить в брак с Мариной.
Русский царь в письмах упрекал Мнишека за их с Мариной молчание. Спустя некоторое время, в Польшу поскакал посол Власьев. И в Кракове 12 ноября 1605 года произошло заочное обручение с венчанием.
В краковской церкви предстали Марина и в роли жениха… высокий и сухой, уже далеко немолодой, посол Власьев.
Обручение было очень пышным, торжественным, в присутствии самого короля, кардинала Мацейовского и высоких сановников.
Марина была в «белом алтабасовом платье, унизанном жемчугами и драгоценными камнями». На ее голове блестела бесценная корона, а от короны с драгоценными камнями по распущенным волосам скатывались нити жемчуга, перемешанного с бриллиантами.
Послом Власьевым, канцлером Сапегою и кардиналом говорились речи.
Запели «Veni, Creator!». Началось обручение.
Умнейший Власьев произвел на всех собравшихся в церкви некоторое странное впечатление. Он будто всех смешил. Кардинал велел послу говорить за собой по форме клятвенное обещание на латинском языке. Поляки удивились, что Власьев произносил все правильно, что он знал латинский. Потом вдруг, прервав кардинала, сказал: «Панне Марине говорить имею я, а не Ваша милость». Власьев произнес обещание невесте от имени царя. Марина ответила от себя — царю. Когда в числе других вопросов кардинала прозвучал вопрос о том, не обещался ли Великий царь кому другому в супружестве, Власьев отвечал: «Разве я знаю? Царь ничего не поручил мне на этот счет». И, услышав гомон вокруг себя, добавил: «Если бы он дал обещание другой девице, то не посылал бы меня сюда».
