Александр Гусев - Гневное небо Испании
Мужество, с которым пилоты бросались в атаку и сбивали самолеты противника, вызывало в наземных войсках чувство боевого соревнования.
— Боевые действия наших летчиков, — сказал Висенте Рохо, — перекрывали все нормы. Нередко они делали по семь вылетов в день и каждый раз вели воздушный бой. Битва на берегах реки Харамы потребовала от нас, в том числе и от летного состава, большого напряжения сил, нервов и жертв.
Возвращаясь к нашей первой встрече и беседе с Игнасио Идальго де Сиснеросом, хочется отметить ее доброжелательный тон, ясность и четкость суждений.
После официального знакомства командующий ВВС пригласил нас на ужин. А потом был зачитан приказ о зачислении нас добровольцами в военно-воздушные силы республиканской армии. Из двух наших групп сформировали две эскадрильи. Одну возглавил Иван Девотченко, другой командовать было доверено мне.
А на следующее утро на автомашинах мы направились на юг Испании. До Аликанте ехали вместе с группой Ивана Девотченко, а потом наши пути разошлись.
Далеко позади остались апельсиновые и оливковые плантации. Солнце палило нещадно. Даже встречный ветер не освежал, а иссушал. Через час-другой езды местность вокруг напоминала выжженную пустыню. Море, видневшееся вдали, тоже казалось раскаленным.
Вдоль берега неожиданно появились холмы. Они выглядели как бы снежными.
— Что это? — спросил я у переводчика.
— Соль. Соляные разработки.
— Из морской воды?
— Да-да. Хотите посмотреть?
И уже не спрашивая нас, считая интерес за желание, переводчик бросил несколько слов шоферу. Тот свернул к берегу моря.
Через несколько минут мы очутились в пекле. Жарища среди слепящей белизны стояла несносная. Снежные холмы оказались буртами соли. Низкое побережье было разбито на множество прямоугольников — бассейнов. Одни, видимо, лишь недавно заполнены морской водой, в других она почти испарилась под солнцем, а в третьих поблескивала затвердевшая соль. В тех бассейнах, где соль затвердела, работали люди. Одни сгребали высохшую соль, другие набирали ее в корзины и тащили к транспортеру, ссыпавшему ее в бурты.
Все работы, кроме буртовки, велись вручную. Специальной одежды рабочие не имели, если не считать тряпок, которыми обертывались лица и головы. А на ноги были навернуты лохмотья.
Воздух насыщала соляная пыль. Она проникала всюду, ветер ее гнал, будто поземку.
Нам казалось, что в таких тяжелых условиях больше двух часов не проработаешь. Шофер через переводчика объяснил, что рабочий день сократился до шести часов только после провозглашения республиканского строя. Заработки значительно увеличились. Раньше здесь трудились по 12–14 часов, а получали несколько песет.
Хотя на промысле мы находились недолго, всю дорогу до Аликанте чувствовали во рту привкус соли, а кожа зудела и чесалась. Даже после горячего душа на губах все еще ощущался соленый привкус.
В Аликанте пустыня отступила. Мы оказались в белом городке — модном и людном курорте. Его освежали и украшали пальмы, лавры и душистые лимонные деревья.
Предполагая, что на обед нам снова подадут «сладкий рис», мы запаслись хлебом, сыром, апельсинами. Однако нас ждало приятное разочарование: официанты предложили меню. Мы выбрали салат, бифштекс с яйцом, помидоры, заказали фрукты, вино. Кормили нас в ресторане по талонам, которые в городской комендатуре на наши экипажи получил переводчик.
Когда спала жарища, здорово изнурявшая всех, особенно нас, северян, мы выехали из Аликанте на аэродромы: я со своей эскадрильей — в Лос-Алькасарес, Девотченко — в Сан-Хавьер. Расставание с ребятами Ивана Девотченко опечалило нас. С ними мы успели не только подружиться, но и сродниться.
Прощаясь с летчиками эскадрильи своего друга, я словно отрывал от своего сердца частичку того самого дорогого, что называется простым и великим словом — Родина. Незаметно, еще не отдавая себе отчета, мы уже тосковали по ней. Потом это чувство стало необычайно острым.
Небольшой городок Лос-Алькасарес встретил нас приятной сухой предвечерней прохладой. Здесь нас ожидали товарищи, с которыми предстояло работать и воевать. Первым представился начальник штаба эскадрильи, он же переводчик:
— Капитан Кригин.
После секундной паузы добавил:
— Михаил Викторович.
— Русский?
Улыбнувшись, мой собеседник ответил:
— Да!
Я долго вспоминал про себя имена знакомых мне летчиков, но фамилии Кригин так и не припомнил…
Начальник штаба познакомил нас со своим заместителем Маркесом, с инженером эскадрильи капитаном Лопесом, инженером по вооружению лейтенантом Луисом, капитаном Мануэлем — начальником по снабжению, врачом капитаном Франсиско. Ну а когда представили четырех наших русских техников, то официальность встречи сама собой нарушилась. Мы попросту обнялись и расцеловались.
Затем М. В. Кригин доложил о работе, проделанной личным составом эскадрильи, и ориентировочном плане на ближайшие дни. При первой же встрече и в беседе с начальником штаба я убедился, что он хорошо подкован в летном деле.
Перед нами поставили основную задачу — обеспечить сборку самолетов И-16, их облет, привести эскадрилью в полную боевую готовность. Ну и естественно, предстояло распределить летный и технический состав по звеньям и экипажам.
В докладе начальника штаба меня, честно говоря, взволновало одно обстоятельство. Инженерный, технический и обслуживающий состав эскадрильи — испанцы. За исключением инженеров, это были молодые парни. Даже моложе нас, хотя самому старшему среди советских пилотов еще не исполнилось четверти века. Окончили испанцы техническую школу, изучали там старую материальную часть. Истребитель И-16, его эксплуатацию «знают очень слабо». Эти слова Кригина я понял так: «совсем не знают».
Конечно, они будут изучать «москас» в процессе сборки и облета. У инженеров имелся свой отработанный план на этот счет, Я ознакомился и с ним. План показался мне четким. Он был составлен с точным прицелом: за период монтажа и облета И-16 техники, инженеры и другие работники обслуживающего персонала должны научиться грамотно эксплуатировать наши самолеты. Им помогали четыре советских техника, которые остались в эскадрилье на несколько дней. А группа товарищей, в которой работала эта четверка, уже выехала на Родину.
— Кто, кроме вас, начальник штаба, знает русский? — спросил я Кригина.
— Пожалуй, никто.
Мне очень захотелось крепко почесать затылок.
— Командование ВВС приказало мне выполнять обязанности и начальника штаба, и переводчика, — сказал Кригин.
