Нина Берберова - Александр Блок и его время
«Семейные традиции и моя замкнутая жизнь способствовали тому, что ни строки так называемой „новой поэзии“ я не знал до первых курсов университета. Здесь, в связи с острыми мистическими и романическими переживаниями, всем существом моим овладела поэзия Владимира Соловьева. До сих пор мистика, которой был насыщен воздух последних лет старого и первых лет нового века, была мне непонятна; меня тревожили знаки, которые я видел в природе, но все это я считал „субъективным“ и бережно оберегал от всех».
Поэтика Соловьева казалась Блоку несовершенной, и он никогда не был его учеником, но проникся к нему истинным обожанием. Он восхищался притягательной личностью этого человека, с которым его однажды свела судьба, его необыкновенной жизнью.
Но в то время Блок еще верил, что его истинное предназначение — театр. Впрочем, на сцене он не столько играл, сколько декламировал. Он произносил монолог Гамлета, вслушиваясь в звучание стихов, в музыку слов, но не вживался в роль. Друзья хвалили его: их привлекали его красота, изысканность, низкий, теплый тембр голоса, романтический облик и исходящее от него очарование.
Дмитрий Иванович Менделеев, чье имение располагалось неподалеку от Шахматова, частенько навещал Бекетовых. Дед сильно состарился, его разбил паралич. Громовой голос Менделеева — грузного, волосатого, шумного, страшного выдумщика — разносился по всему дому. Как-то раз он пригласил Блока присоединиться к молодежи, заполнявшей его дом. Пяти лет от роду Блок гулял вместе с его старшей дочерью. Она тоже родилась в Петербурге, в здании университета.
Он приехал в Боблово во второй половине летнего дня, верхом. В сапогах, вышитой рубашке, со светлыми развевающимися кудрями и строгим лицом, он производил сильное впечатление. Принимали его Любовь Дмитриевна и mademoiselle (гувернантка). И он всех покорил своей красотой, а особенно уговорами поставить в сенном сарае Лабиша и Шекспира. Только Люба отмалчивалась: она вообще была сдержанна и неприступна. Красивая, высокая, златовласая и сероглазая, румяная и темнобровая, она скорее напоминала Валькирию, чем Офелию. И тем не менее именно в сцене безумия она имела потрясающий успех!
Блок зачастил в Боблово: в нем по-прежнему было что-то от Ивана-царевича, сказочного принца, примчавшегося к своей Даме. Она, юная, гибкая и суровая, расчесывала на солнце свои длинные волосы.
Пророческие строки Соловьева пели в нем:
Знайте же: вечная женственность ныне
В теле нетленном на землю идет.
Обоим поэтам Она являлась лазорево-золотой. И лишь после смерти Соловьева в июле 1900 года Она обретает у Блока черты вечно юной Софии Премудрости. Ante Lucem[6] он ждет ее, полный внутреннего света. Он видит ее — и бурно переживает эту встречу. Затем, post lucem[7], он падает ниц, целуя ее следы. (Словами ante lucem помечены стихи, сочиненные перед ежедневными поездками к Менделеевым; post lucem — написанные им по возвращении оттуда.)
Девушка, сказочная принцесса, Премудрость понемногу превращалась у него в Мировую Душу, Жену, облеченную в Солнце[8]. Апокалипсис неотъемлем от его жизни. Апокалиптическое мышление становится выражением присущего ему максимализма. Двадцатью годами позже он напишет о том, чем в ту пору был для него Соловьев:
«Вл. Соловьеву судила судьба в течение всей его жизни быть духовным носителем и провозвестником тех событий, которым надлежало развернуться в мире. <…> Каждый из нас чувствует, что конца этих событий еще не видно, что предвидеть его невозможно…»
О своих чувствах он не рассказывает никому, кроме матери — она полностью разделяет его увлечение поэзией Соловьева. Ее двоюродная сестра вышла замуж за брата философа, Михаила Соловьева; мать познакомила с ними Блока. Михаил Соловьев и его жена — люди необычайно умные, тонкие, просвещенные — чутко откликались на все свежее и новое. Их сын Сергей, пятью годами моложе Блока, уже проявляет редкие дарования и обширные познания. С двенадцатилетнего возраста он пишет стихи; родители видят в нем духовного наследника Владимира Соловьева. Детьми они с Блоком вместе играли в шахматовских лесах и однажды отслужили обедню под старыми вязами. Летом 1900 года, встретившись вновь, они беседуют о своих взглядах на поэзию и читают друг другу свои стихи. В то время Блок много сочинял. В толстой тетради с эпиграфом из Пушкина:
Он имел одно виденье,
Непостижное уму, —
записаны первые «Стихи о Прекрасной Даме».
Любая снова была там — в большом крепком доме, построенном Менделеевым, где он по-прежнему ставил свои невероятные опыты. Суровая, гордая, она поджидала Блока, ничем не выдавая нетерпения. За трехсотлетним дубом скрывалось высокое узкое окно, перед которым она заплетала свои длинные косы.
Они все так же увлечены театром и, как никогда, бредят Шекспиром.
Блок облекся в костюм принца Датского, и в его стихах появились берет, перо, бант. В них появилась и Люба в роли Офелии — песенка, которую он для нее переделал, ее венок, ее безумная улыбка.
Позже он признается:
«[Мои] лирические стихотворения… с 1897 года можно рассматривать как дневник…»
Так выражалась его любовь к этой серьезной, надменной барышне.
«Помню ночные возвращения [из Боблова] шагом, осыпанные светлячками кусты, темень непроглядную и суровость ко мне Любови Дмитриевны».
Как и Блок, она в открытое окно любовалась зарей нового века; его предвещали летние бури, лесные пожары, пролетавшая комета, звездопады в начале осени.
Следующей зимой он посвятит ей много стихов. Он встретил ее в театре. Салвини играл короля Лира, — Шекспир, несомненно, благоприятствовал их встречам. Он изменился, вырос, теперь он много читал, стал немногословным. Временами возвращался призрак прошлой любви — иногда он виделся с Ксенией. Но мечтал покончить с этой историей. Спустя двадцать лет он напишет: «Она продолжает медленно принимать неземные черты».
Январь 1901. С этого времени в течение трех лет Блок совершенно поглощен мистикой, любовью, поэзией. Поэт в расцвете сил, он обретает уверенность; его творчество совершенствуется, становиться мощным и цельным; рождаются изумительные «Стихи о Прекрасной Даме». И созданное Блоком в эти три года останется в русской литературе непревзойденным образцом чистоты, возвышенности, очарования.
