Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него
В те замечательные времена (1984 год) запись альбома производилась за один, в крайнем случае два дня, и темп был весьма напряженным. Вначале записывалась сразу вся музыка, а потом уже накладывали голоса. Работа с Димой напоминала труд гипнотизера. Приходилось не только делать свою работу, но и убеждать что-то делать его, так как он не мог сконцентрироваться ни на команду «мотор!», ни на свое положение относительно микрофона, ни на что вообще. Через час после начала записи он заявил, что устал, и уже совсем перестал реагировать на окружающие предметы и события. Тем не менее, нам удалось за один день записать все песни с его участием и вообще весь альбом на 90 %.
Четвертым участником этой записи стал ударник «Атмосферного давления» Саша Севастьянов, правда судьба ограничила его инструментальный арсенал: вместо планировавшихся бонгов, условия звукозаписи заставили его выходить из положения, имея в распоряжении лишь один литавровый барабан, по которому он был вынужден стучать пальцами в странном положении, напоминающем постановку рук пианиста. И еще одна интересная особенность этой записи. Проделав большую часть работы, мы сели «выпить и закусить», но выпитые нами водка и вино странно повлияли на голос Армена, лишив его «светлого, жизнелюбивого вокала» (цитата из журнала «Аврора», N 11 за 1988 г.). Деньги за запись мы платили за полный день, так что я спел еще две незапланированные к записи вещи. Так на «Крематории II» появились песни «Пророк на карусели» и «Сидя на рейсшине». Именно эти две баллады Армен впоследствии называл «некрематорскими» вещами, но, на мой взгляд, именно наличие подобных нетрадиционных опусов придавало «Крематорию» изысканность и многомерность. А что касается пристрастий слушателей, то даже на концертах в 90-ых меня изредка просили исполнить те баллады…
Вообще этот альбом в первоначальном варианте включал 16 песен (две из которых выпали при тиражировании) и длился около 50 минут. Несмотря на отсутствие продуманных аранжировок, да и просто банальный нестрояк, этот альбом в наибольшей мере наполнен духом настоящего «Крематория». Многие любители старого «Крематория», да и сам я, считают, что «Крематорий II» является нашей лучшей записью. И уж абсолютно точно, что именно после этого альбома возник устойчивый интерес к нам как к группе.
Но, возвращаясь к герою этой главы, хочу с сожалением констатировать, что на этом его участие в нашем проекте закончилось. Вообще, мы с ним довольно часто видимся – он живет в одном доме с моими родителями; иногда говорим по телефону. С Димой, как и прежде, постоянно происходят чудеса, описать которые не хватит места даже в толстой книге. Например он долгое время работал дворником, но, спиливая обломанные ураганом сучья, отпилил и тот, на котором сидел в этот момент сам, упал и сломал левую руку, так что суперальтиста из него не получится уже никогда. Хотя он не унывает, и я порой завидую его способности увлекаться все время чем-то новым. В одном из наших последних разговоров альтист Данилов сообщил, что уже заканчивает оперу «для того света». На мою просьбу исполнить фрагмент он ответил, что в свое время я услышу ее ТАМ. И лишь мой повторный настойчивый вопрос заставил его сдернуть полог тьмы с этой тайны. Он сообщил, что в прологе шизофреники жгут костры под мостом и готовятся к перевороту. На мой вопрос, что это будет за переворот, он ответил, что это – Переворот Моста…
ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ ДЕБЮТ
В один прекрасный майский день 1984 года наш приятель Дима Бродкин (впоследствии первый администратор группы, а затем, вплоть до лета 1988 года, директор «Крематория») сообщил, что ушедшие в народ два альбома принесли плоды – слушатель заинтригован, а следовательно можно заряжать концерты.
К тому времени вопрос о выступлениях в крематорском качестве уже назрел, тем более что, отдыхая в 1983 году на юге, Армен через нашего однокурсника Шуру Портнова познакомился с неким Сергеем Пушкаревым, присоединившимся к нам в роли бас-гитариста, хотя на двух следующих альбомах («Иллюзорный мир» 1986 г., «Кома» 1988 г.) кроме баса он играл большинство (не все) клавишных партий. Он же привел своего приятеля – скрипача Михаила Россовского. Последнее было весьма актуально, так как альтист Данилов находился в стадии крайнего духовного и физического изнеможения, и к концертам с таким же успехом можно было привлечь муху с потолка.
Нас стало четверо…
Все мы были студентами дневных отделений различных институтов, и потому время для репетиций у каждого имелось. В результате довольно бурной подготовки к июлю была готова полуторачасовая программа. Я не оговорился: именно программа, а не набор песен.
Никакие залы нам не светили (шел 1984 год), выступать суждено было на флэтах (от английского flat – квартира), но мы не пошли по общепринятому тогда пути. В те времена на квартирных сейшенах использовались, в основном, акустические инструменты: гитара, скрипка, флейта, губная гармошка и бонги. Мы адаптировали для флэтов электрический вариант. В одну небольшую колонку с усилителем подключались бас Пушкина (прозвище Сергея Пушкарева), моя электрогитара и микрофоны. Двенадцатиструнка Армена и скрипка Россовского работали прямым звуком. Все это дополнялось бонгами, на которых играл тот, кто в данный момент был свободен. В моей песне «Винные мемуары» Армен играл на блок-флейте, в его «Крылатых слонах» я изощрялся на губной гармошке. Не считайте это саморекламой, но в объеме комнаты, пользуясь лишь примитивными техническими средствами, «Крематорий» достиг почти идеального звукового баланса. Это давало нам возможность исполнять не только песни, уже известные по записям, но и довольно заковыристую инструментальную композицию, являющуюся прологом к концертной программе. В субботу 14 июля 84 года на квартире Димы Бродкина в Красностуденческом проезде состоялась двойная премьера – мы решили не кокетничать и сыграли в один день сразу два концерта с тридцатиминутным перерывом для смены зрителей. Большинство приглашенных составляли друзья и друзья друзей, дополненные всеми, кого мы смогли сагитировать.
Вообще, выступление перед друзьями всегда более ответственны, так как, кроме дружеского расположения слушателей, существует значительная доля скепсиса и иронии. А нам очень важно было услышать не только комплименты, но и конструктивную критику.
Второй концерт перерос в пьянку, во время которой был проведен опрос подвыпивших, а следовательно более откровенных, друзей и знакомых. Большая часть оценила наш дебют как положительный, а мы старались почерпнуть из отзывов мотивы для корректировки программы. Так что, кроме разудалой внешней формы (вино, отвяз и т.п.), на флэтовых концертах присутствовала мудрая внутренняя сущность: отсутствие разделяющей артиста и зрителя сцены не давало возможности халявить и отсекало все излишества исполнения и имиджа.
