Андрей Разин - Зима в стране "Ласкового мая"
— Дорохин на проводе. Секретарь парткома колхоза имени Свердлова. Слышали, надеюсь?
— Какого еще Свердлова, — изумился всесильный зампред Гостелерадио, — вы что, товарищ, телефон перепутали?
— Уточняю, — нахально сказал я, — имени Свердлова Красногвардейского района со Ставрополья.
Молчание длилось ровно одно мгновение, которое свершило чудесное превращение. Голос Попова зажурчал, как нар-зановый источник.
— Очень рад. Как ваша фамилия, я что-то не расслышал?
— Дорохин.
— Весь внимание, товарищ Дорохин. Мы тут как раз задумали цикл передач о героях труда. Так что ваш звоночек как раз кстати.
— Да я не о том. Нужна ваша помощь… Есть у нас талантливый парень. Сын, так сказать, Ставропольского района. Очень бы хотелось увидеть его на всесоюзном экране.
— Нет вопросов! Какие у вашего товарища наклонности? Я постарался быть как можно сдержаннее.
— Поет.
— Вот и чудесно. Я дам указание музыкальной редакции по
казать вашего земляка во весь рост. В целях, понимаете ли,
пропаганды.
Он еще говорил что-то, затем, понизив голос до интимного, осведомился:
— А этот ваш мальчик, он кем приходится? Ну сами знаете…
— Это не главное… И не по телефону. Но для вас скажу. Племянник.
Трубка ответила уважительным молчанием. Затем Попов голосом человека, привыкшего хранить государственные и военные тайны, сказал:
— Понятно. Вопрос, конечно, не простой, ответственность
мы осознаем, но хочу вас заверить. Я подключу Черкасова. Это его вопрос.
Я возликовал. Первый шаг в сторону телепарнаса, где обитают небожители и громовержцы, был сделан. И судя по реакции товарища Попова, сделан в правильном направлении. Надо было немедленно развивать успех. И через пятнадцать минут я звонил главному редактору музпрограмм радио Геннадию Константиновичу Черкасову. Тот был в курсе и отвечал рубленными фразами.
— Понял. Будет сделано. На примете есть молодой композитор. Так что фонограммку сообразим. Когда ожидать вашего юношу?
— Через неделю.
Алешкину я сказал, что еду в Росснаб пробивать какую-то особо ценную молотилку. Алешкин все понял и посмотрел на меня с жалостью.
В Москве первым делом я нашел своего армейского дружка Игоря, который возил какого-то крупного вельможу из Совмина и давно соблазнял меня перспективой погонять по столице на "Чайке" последней модели. С мигалкой и радиотелефоном. Игорь оказался в данной ситуации сущим кладом. Через час мы очутились перед домом на Пятницкой, и вызванный мной из салона по телефону Черкасов с группой товарищей ринулись навстречу.
— Познакомьтесь, — радостно закричал Черкасов, — это ваш редактор Елена Двоеносова. Кстати, у вас абсолютно телегеничная внешность. Вы мне кого-то очень напоминаете!
Я потупился.
— Думаю, что и вокальные данные не хуже, — заботливо открывая дверь, поделилась мыслями редактор Двоеносова.
И мы ликующей толпой направились в студию.
Такого переполоха студия, наверное, не видела давно. На меня смотрели, как на заезжего премьер-министра, и каждый встречный старался выказать свое восхищение. "Чайка" с номером "Мое" вообще добила моих друзей. Профессор музыки и главред Черкасов именно так представлял себе сельских родственников знатных людей государства. Во всяком случае, он старался вовсю. Редакторский аппарат не отставал. Но Черкасов не отдавал инициативу быть первым возле такого почетного гостя.
— Видите ли, Андрей Александрович, мы, как и весь советский народ, живем в преддверии международного фестиваля
молодежи. И нам очень нужны мобилизующие, яркие песни. Вы, как мне кажется, способны именно такое произведение
создать. Солнечное, родниковое, зовущее, так сказать. Текст написал Сергей Островой. А музыку, кстати, специально для
вас, — Илья Любинский. У вас ведь мужественный тенор?
Что мне оставалось? Я не ожидал такой прыти и даже чуть испугался, что набрал такой высокий темп. Откуда я знаю, какой у меня тенор?
А Двоеносова подливала масла в огонь.
— Песня рассчитана на дуэт. Такой, знаете ли, оригинальный, разноплановый дуэт. Вашей партнершей по песне будет
Катя Семенова. Ее мы уже записали. Теперь споете вы, мы сведем фонограмму, а потом я позвоню на телевидение. Там
проинформированы.
Короче, через пятнадцать минут под суровыми взглядами операторов, очевидно, люто невзлюбивших меня, я запел вирши Острового, который, как я потом узнал, был крупным мастером и озвучил несчетное количество фестивалей, симпозиумов и декад:
Карнавала цветное лицо,
Удивительной кружится маской
Песенка вышла что надо. Бодрящая, аж жуть… Не успел я отдохнуть от этих "лиц" и "масок", как позвонили с телевидения и вбежала сияющая Двоеносова:
— Едем! В аппаратной телевидения уже ждут.
Все кружилось, как в сломанном калейдоскопе. Вдруг прямо на выходе из лифта меня схватила за руку какая-то представительная женщина и взволнованно крикнула поставленным голосом:
— Именно таким я вас и представляла. Пойдемте.
Это была режиссер Лариса Микульская, одна из самых крутых дам на телевидении. Судя по ее оживлению, она всю жизнь мечтала встретиться с такой звездой, как зампред колхоза имени Свердлова. Несмотря на глубокую ночь, в Останкине достойно подготовились к встрече высокого гостя. Парикмахеры, гримеры, видеорежиссеры и сияющая Лариса Микульская — все было в полной боевой и жило одним: сделать приятное / Андрею Разину, талантливому племяннику великого дяди. Не понял величия момента лишь какой-то техник, по-московски шумно ворвавшийся в студию и заоравший:
— Я что, ночевать здесь буду? Два часа стоим, сейчас все
вырублю на фиг!
Зарвавшегося техника поставили на место.
— Хам, — с достоинством сказала Лариса Микульская, — вы позорите перед гостем Центральное телевидение! Взять его! А
Откуда-то из темноты вынырнули несколько широкоплечих ребят и профессионально завернули руки недогадливому технику. Наступила рабочая тишина. Можно было приступать к творчеству. Чуть сориентировавшись в обстановке, я обратил внимание, что вокруг меня вышагивает какая-то несмелая девушка, с особым почтением поглядывая то на меня, то на Микульскую.
— Кто это? — спросил я Ларису.
— Кстати, познакомьтесь. Это Катя Семенова. А это…
Лариса Микульская наклонилась к Катиному уху и что-то горячо зашептала. Катя Семенова стала глядеть на меня с еще большим интересом.
— Ну вот и славно, — пропела Микульская, — давайте начнем.
Мы пели и веселились как дети. Радиофонограмма, состоящая из очередного шедевра С. Острового и И. Любинского, способна была потрафить самому изысканному вкусу:
