Карл Дёниц - Немецкие подводные лодки во второй мировой войне
Как было условлено, вечером 3 октября 1918 года моя лодка находилась в точке рандеву юго-восточнее Сицилии и ждала Штейнбауера. Но напрасно: подводная лодка Штейнбауера не пришла. Позже выяснилось, что выход ее задержался из-за какой-то неисправности.
Около 01.00 с мостика лодки в юго-восточном направлении над горизонтом обнаружили нечто черное колбасообразной формы. Это был привязной аэростат, который буксировался эскадренным миноносцем. Вскоре из темноты стали вырисовываться новые объекты — эскадренные миноносцы и другие корабли охранения. Вслед за ними появились громадные очертания глубоко сидящих транспортов. Конвой шел в западном направлении на Мальту. Скрытно преодолев завесу охранения, лодка легла на боевой курс, чтобы выпустить торпеду по головному судну в ближайшей колонне транспортов. Внезапно конвой изменил курс. Сейчас он шел на лодку. Это был обычный маневр, так как конвой следовал противолодочным зигзагом, который выполняется всеми конвоями по определенной схеме, чтобы затруднить подводным лодкам атаку конвоя. Поворот конвоя оказался настолько неожиданным, что нам едва удалось отвернуть и пройти в опасной близости от судна, которое мы только что пытались атаковать. Так подводная лодка очутилась между первой и второй колоннами транспортов. Мне удалось сманеврировать и выстрелить торпедой по большому транспорту во второй колонне. У его борта взвился гигантский, ярко освещенный столб воды. Раздался мощный взрыв. К тонущему транспорту бросился один из эскадренных миноносцев. Я скомандовал срочное погружение и ушел а глубину. Однако атаки глубинными бомбами не последовало. По-видимому, командир эскадренного миноносца не решился сбрасывать глубинные бомбы из опасения, что они могут нанести повреждения собственным судам, интервалы между которыми были очень небольшими.
Оторвавшись от конвоя, подводная лодка осторожно всплыла в позиционное положение. С мостика, который едва поднимался над водой, на западе был виден конвой, уходивший прежним курсом. Ближе к лодке виднелся эскадренный миноносец, который, вероятно, находился на том самом месте, где затонуло атакованное судно. Продув балласт, лодка всплыла в крейсерское положение и двинулась за конвоем, чтобы до рассвета попытаться атаковать его вторично из надводного положения. Но пока лодка выходила в голову конвоя, стало светать. Решив атаковать конвой с перископной глубины, я подал команду к погружению. Но тут произошло нечто непредвиденное. Из-за заводского дефекта лодка при погружении неожиданно получила большой дифферент на нос и стремительно пошла в глубину. Из аккумуляторов вылился электролит. Наступила темнота. Глубина в этом районе была более чем достаточной — от 2 500 до 3 000 метров, а наша лодка ("Германия" ВIII) могла погружаться не более чем на 60–70 метров. Ее прочный корпус выдерживал давление лишь до этой глубины. Было приказано продуть весь балласт, застопорить двигатели, дать задний ход и переложить рули, чтобы по возможности замедлить погружение. Расторопный вахтенный офицер включил карманный фонарь и осветил глубомер. Стрелка быстро скользила вправо, указывая на быстрое погружение. Но вот на какой-то миг она замерла между делениями 90 и 100 метров и пошла в обратном направлении. Значит, балласт был продут вовремя. Вскоре лодку выбросило на поверхность. Я быстро открыл рубочный люк. Было уже светло. Мы находились в центре конвоя. На эскадренных миноносцах и на транспортах взвились флажные сигналы, завыли сирены, транспорты разворачивались к нам кормой и открывали огонь из кормовых орудий. Эскадренные миноносцы, ведя огонь, полным ходом устремились к подводной лодке. Положение было не из приятных. Надо было как можно быстрее уходить под воду. Но это оказалось невозможным: сжатый воздух был израсходован. К тому же лодка получила несколько пробоин. Конец был неизбежен, и я скомандовал: "Всем покинуть лодку!"
Накануне мы подобрали в море тюк пробки, который закрепили на палубе. Теперь мы его отвязали и, помимо спасательного жилета, дали каждому по куску пробки.
К великому прискорбию, мы потеряли семь человек, среди которых был и инженер механик.
Подводная лодка затонула. Конвой продолжал двигаться. Мы плавали в море. Но вот один из эскадренных миноносцев повернул назад и подобрал нас.
Так кончилась в первую мировую войну моя карьера командира подводной лодки. Из событий этой ночи я сделал для себя один чрезвычайно важный вывод: подводная лодка имеет наибольшие шансы на успех, если атакует в ночное время в надводном положении. Чем большее число подводных лодок участвует в атаке, тем благоприятнее обстановка для каждой из них, потому что взрывы и тонущие корабли вызывают такую сумятицу, что корабли охранения отказываются стесненными в маневрировании и начинают действовать вне связи с другими кораблями. Многие другие соображения военного характера также говорили за то, что в атаках конвоев должны принимать участие не одна, а несколько подводных лодок.
В период первой мировой войны германские подводные силы наибольших успехов добились в 1917 году. В дальнейшем же, после введения Англией системы конвоев, эффективность действий подводных лодок резко упала. С появлением конвоев море опустело. Немецкие подводные лодки выходили а море поодиночке, обычно долгое время ничего не обнаруживали, а потом неожиданно натыкались на большие группы транспортов в 30–50 судов и более, следовавших в охранении большого числа военных кораблей различных классов. Подводная лодка атаковала конвой в одиночку. Если командир имел крепкие нервы, атаки повторялись в течение нескольких суток, пока он и его подчиненные не выдыхались окончательно. И даже если подводной лодке удавалось потопить несколько судов, число ее жертв составляло очень незначительный процент от всего состава конвоя. Конвой же, несмотря на эти атаки, продолжал следовать по назначению, и, как правило, в дальнейшем ни одна немецкая подводная лодка его не обнаруживала. Суда приходили в Англию, доставляя туда большие запасы продовольствия и сырья.
Следовательно, надо было сделать так, чтобы против крупных конвоев действовало возможно большее число подводных лодок. С такими мыслями я оказался в английском плену. В июле 1919 года я возвратился в Германию. В Киле, в штабе базы, референт по учету кадров офицерского состава спросил, нет ли у меня желания служить в новых военно-морских силах. Я ответил контрвопросом: "А вы полагаете, что у нас скоро снова будут подводные лодки?" (По Версальскому договору державыпобедительницы запрещали Германии иметь подводные лодки).
Референт ответил: "Не сомневаюсь. Так долго продолжаться не может. Я думаю, года через два они у нас появятся снова".
