Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции
Встает во французской группе и другая проблема — проблема общения с прекрасным полом. В делегации есть влюбленная парочка. Они так и прилетели, обнявшись, из Парижа. Те ничего и никого, кроме друг друга, не видят, ни с кем не спорят. Выходят из своего номера, слегка пошатываясь, только для того, чтобы подкрепиться. А остальные? Конечно, на официальных встречах и приемах знакомств много, но не о них разговор. Вначале вопрос дебатировался в политической плоскости: вот, видите, у нас и проституции нет, а у вас… Потом наши коллеги стали намекать нам, что лучше бы забыть про пропаганду и помочь по-дружески перевести дело в плоскость товарищеской помощи. Ни в какие трудности они верить не хотели. Дело явно шло к кризису доверия. Но вот в Тбилиси, на проспекте Шота Руставели, нашим французам вдруг попался прохожий, местный, свободно говорящий по-французски. Они плотно окружили его, засыпали прямыми вопросами, конечно, и на волнующую их тему. Он был тверд: «Вообще-то, конечно, как повезет, но такого места, куда можно было бы пойти, действительно нет» (не упускайте из виду: это ведь все давно было). На лицах моих спутников разочарование, но зато спасено доверие к переводчикам и организаторам поездки.
И вот наконец прощальный ужин на грузинской земле. В Кахетии. Залитые солнцем виноградники. Янтарные гроздья. Стол посреди сада. Вернее, стола не видно: зелень, сыры, куры, мясо — всего не охватишь и взглядом, но главное — строй бутылей. Стаканы чайные. Тонкого стекла. Вместительные. Тамада — председатель колхоза. Тот самый строгий френч, который еще не успел выйти из моды. Во всяком случае, в Грузии. Золотая звезда Героя Соцтруда. Подробно разъясняет правила застольной демократии. Мои французские спутники слушают его с нарастающим нетерпением. «Да, согласны, со всем согласны», — вырывается у них.
«Что же, тогда за прекрасную Францию! До дна!» Конечно до дна, какие могут быть возражения. «За вечную и нерушимую дружбу между советским и французским народами! До дна!» Гости опять согласны.
«Вспомним самого великого, самого мудрого…»
Имени не называется. Там, в Москве, уже какие-то новые веяния. Здесь все еще на полпути. Французские наши спутники все понимают, но не протестуют.
«До дна!»
«Слушайте, тамада, мосье ле тамада, я из Бургундии. Там у меня дядя. Вы — точная его копия. Позвольте выпить за ваше здоровье».
«Бургундия? Слышал. Тоже хорошая страна. Но у нас за столом, дорогой, тост за тамаду поднимают в самом конце. Нельзя раньше. Ты подожди. А сейчас, генацвале, мы будем приветствовать каждого из наших гостей персонально. Тебя как звать?» И сразу следует:
«За выдающегося представителя солнечной Бургундии, мужественного и умнейшего…»
Утром в самолете, уносящем нас над кавказскими вершинами в Москву, царит веселое оживление. «Это верно, Юрий, что ты жил в Грузии?»
«Верно».
«Это правда, Юрий, что ты покинул эту страну?»
«Правда».
«Это была самая большая ошибка в твоей жизни!»
Через несколько часов мы расстаемся, но расстаемся друзьями навсегда.
* * *Вскоре наш Молодежный комитет вновь обратился за моими услугами. Речь шла о том, чтобы я выступил в качестве синхронного переводчика не в Москве, а за границей, в Вене. К тому же на международной конференции. Правда, мероприятие называлось Первой Международной конференцией сельской молодежи (кажется, она была и последней). Но не в этом дело. Предложение это — особенно с выездом за рубеж, первым в моей жизни, — представлялось мне исключительно интересным, и я, конечно, с радостью согласился. Каждого из участников поездки в отдельности принимали в ЦК КПСС. Беседовали. Должен сказать, в очень хорошем стиле. Без суконных фраз и кондовых наставлений о правилах поведения за рубежом. Рассказывали о молодежном демократическом движении, об обстановке в Австрии (тогда там еще стояли наши войска вместе с войсками трех других стран — США, Англии и Франции). Все это было нацелено на то, чтобы нашу небольшую группу переводчиков — людей примерно того же возраста, что и основная делегация, — сделать как бы частью самой делегации, хотя роль у нас, естественно, была подсобной. Один из моих собеседников обратил внимание на мой костюм (должен пояснить, что если в институт я почти всегда ходил в лыжном байковом костюме, то в таком высоком месте, как ЦК комсомола, я появился в единственном настоящем костюме, сшитом мне родителями еще по случаю поступления в институт). Что-то, видимо, не удовлетворило хозяина кабинета, и он тактично предложил мне побывать в специальном магазине, чтобы подобрать новый костюм и туфли. Это называлось экипироваться. Страна жила в целом неважно, и для того, чтобы наши посланцы, отправлявшиеся в загранпоездки, особенно по линии общественности, выглядели получше, их иногда, что называется, «приодевали» за счет тех организаций, которые их посылали. В моем случае это было уместно, если учесть к тому же, что я успел жениться, а доходы мои после перехода на курсы сократились и вместо 700 рублей — самой высокой стипендии — я стал получать 600. Так или иначе, в спецмагазине меня облекли в казавшийся мне приличным коричневый костюм. С туфлями вышла небольшая накладка. Моего размера не оказалось, а так как вылетать требовалось на следующее утро, меня уговорили взять на номер меньше в расчете, что разносятся, чего, увы, не произошло…
Мои молодежные международные опыты не остались незамеченными, и я был приглашен на беседу с руководителем Международного комитета советской молодежи. Им был С. К. Романовский. Уже появившиеся знакомые в Комитете предупреждали меня, что беседа может быть серьезной, советовали отнестись к ней ответственно. И вот я принят. Мне делается предложение поступить на работу в Комитет. Обещают, что заниматься я буду Западной Европой. Это преподносится как честь, что, впрочем, во многом соответствовало действительности. Мой вежливый, но четкий отказ воспринимается с недоумением. На что же я рассчитываю в жизни? Неужто на МИД? Но я всего лишь студент, а если даже и попаду в министерство, то буду обречен до седых волос перекладывать бумажки с одного стола на другой. Для пущей убедительности собеседник приводит пример из личных впечатлений от недавнего пребывания во Франции. «Там, — говорит он, — работники посольства просиживают все годы командировки в четырех стенах и видят Париж не иначе, как через стекла автомобиля. А здесь перед вами открытый простор для активности и инициативы».
Я в полной мере понимаю, что молодежный комитет — это ЦК ВЛКСМ, а это хоть и не ЦК партии, но все-таки тоже высоко, однако повторяю отказ, стремясь смягчить свое поведение выражением готовности и впредь участвовать в работе Комитета всякий раз, когда меня будут приглашать. Расставание было сухим. Вернее, беседа просто оборвалась. Добавлю, немного забегая вперед, что в 1986 году С. К. Романовский сменил меня на посту посла СССР в Испании, и сейчас у нас с ним отношения добрых коллег.
