Чарльз Рууд - Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин
В конце концов, пишет Сытин, Кассо принял это предложение, хотя подчеркнул, что последнее слово в отборе учебной литературы остается за его министерством. Сытин утверждает далее, будто «я хлопотал не для себя, а для всех, и ни о какой монополии не могло быть и речи», однако единственным издателем, который выгадал от этой «реформы» в 1913 году, был Сытин[435]. Если же говорить о выгоде Кассо, то один заслуживающий доверия современник заметил, что готовность, с какой министр пошел навстречу Сытину, объяснялась стремлением «из сферы» сбить критический, либеральный дух, царивший в «Русском слове» при Валентинове[436]. Комитет «Школа и знание» начал действовать с конца 1913 года, а в декабре Валентинов ушел из газеты.
Примечательно, что как только до Валентинова, находившегося в Германии, дошли газеты с обвинениями в адрес Сытина и Кассо в тайном сговоре, он написал Сытину письмо, в котором с горечью отзывался и о российском увлечении «политиканством (у нас не политика, а сплошное политиканство)», и «о нашей… душевной пустоте, отсутствии энергии», – это, скорее всего, упреки Сытину за расшаркивания перед правительством и беззубость его газеты. В конце письма он решительно заявляет, «что вряд ли я буду и смогу работать в «Русском слове»; вероятно, скандал вокруг «Школы и знания» натолкнул и Валентинова на мысль о связи неожиданно умеренного тона «Русского слова» с корыстным стремлением Сытина расширить торговлю учебниками[437].
Механику действия «Школы и знания» разоблачил другой своекорыстный, «политиканствующий», по представлениям Валентинова, издатель, петербургский конкурент Сытина – А.С. Суворин. Именно его «Новое время» 21 января 1914 года первым осудило предоставление министром Кассо «одному юркому московскому издательству» привилегированного положения в распространении учебной литературы. Далее следовал многословный вопрос: «Известно ли министерству, что за спиной комитета «Школа и знание»… стоит известная московская книжная фирма «Сытин и К°», искусно наводняющая школы и народные читальни книгами, 75 процентов коих забракованы тем же министром за пропаганду безверия, антипатриотизма, антимилитаризма?..» (В действительности, согласно приведенным выше документальным данным, браковалось около 40 процентов.)
Кассо, утверждало «Новое время», приказал Е.Л. Радлову и В.А. Ссмеке из Учебного комитета министерства стать членами «Школы и знания». Со стороны министерства было бы наивно рассчитывать, продолжала газета, что «силами двух престарелых чинов», получающих деньги из сытинского кармана, ему удастся влиять на издательскую политику «книжной фабрикации» Сытина. Вместо этого министерство исподволь помогает Сытину монополизировать издание учебников. Своей очевидной готовностью одобрять книги, представленные через «Школу и знание», министерства понуждает авторов вступать в сытинское общество. Затем те же авторы оказываются перед необходимостью печатать свои книги у Сытина, ибо он является единственным издателем общества[438]. Три дня спустя московская ежедневная газета «Утро России» опубликовала в двух номерах статью под заглавием «Казенная монополия». Ставшие известными обстоятельства деятельности Радлова и Семеки, говорилось в ней, послужили причиной резких писем от московских и петербургских издателей, возмущенных «небывалым преимуществом», которое получил Сытин от министра народного образования. Далее сообщалосъ, что другие члены Учебного комитета рассматривают двойные функции Радлова и Семеки как «неожиданное совместительство»[439].
Когда к протестующим издателям присоединили свой голос авторы, сказав Сытину, что и близко не подойдут к его фирме, пока он сотрудничает с правительством и Львом Кассо, Сытин понял, что ему грозит как деловой, так и общественный крах. Он тотчас обратился к Руманову с просьбой дать совет, как ответить на обвинения в печати таким образом, чтобы «затушевать самое существование нашего комитета». По его мнению, требовалось «резкое опровержение», дабы предотвратить бойкот «Товарищества И.Д. Сытина» со стороны и авторов, и учителей, выбирающих учебники для своих школ[440]. В результате последовал ряд открытых писем.
25 января в газете «Утро России» выступил в «защиту своего имени» Радлов. Он писал, что ни от кого не получал денег и никому не предоставлял никаких привилегий. В министерстве его просили войти в «Школу и знание» единственно для того, чтобы открывать дорогу хорошим учебникам. Учебный комитет, настаивал он, никогда не пропускал и не будет пропускать впредь слабых работ, и всякие измышления о сговоре с целью передачи Сытину монопольных прав не имеют под собой почвы. В доказательство Радлов привел все то же неверное утверждение «Нового времени», будто за истекшие годы Учебный комитет отверг три четверти предложенных Сытиным книг[441].
В тот же день Сытин предпринял оборонительный маневр на страницах «Русского слова». «Эту борьбу за книгу я вел до конца, – клялся он. – Мечта моя – чтобы народ имел доступную по цене, понятную, здоровую, полезную книгу». Годами, продолжал Сытин, другие издатели и их авторы удерживали монополию на учебники с помощью тех или иных правительственных комитетов. Из-за них учебники стоили позорно дорого, поэтому в 1907 году он основал некоммерческое общество «Школа и знание», чтобы составить им конкуренцию. Однако после нападок Нуришкевича обществу, каким оно было задумано, «не дали, конечно, сделать ни одного шага», а его, Сытина, учебники натолкнулись на бесчисленные министерские преграды.
Тогда, продолжал Сытин, он решился на новый шаг, «независимо» от своей фирмы. Затем шел нижеследующий отрывок, который впоследствии был включен без изменений в «Полвека для книги» и его воспоминания:
«Не думая о каком-либо покровительстве, о каких-нибудь гарантиях и, тем паче, о какой бы то ни было монополии, я решил сделать попытку хоть несколько застраховать учебник от той полной неопределенности и беззащитности, в какой он находился в руках «монополистов».
Дорожа нашим союзом со школой, я полагал возможным призвать всех педагогов, обладающих опытом и знанием, к сотрудничеству с нами на пользу школы, надеясь, что ознакомление с требованиями, предъявляемыми для «одобрения», только поможет им в их работе, особенно тем, кто жил в провинции и не имел «связей» в Петербурге».
Его главной целью, настаивал Сытин, было «облегчить бремя налога на малоимущего учащегося». Здесь нет ни слова о связях с министерством, если не считать обтекаемого упоминания «союза со школой». А затем он употребляет столь широкое понятие, как «педагоги», которое свободно вмещало в себя род занятий Радлова и Семеки[442].
