Генри Моргентау - Трагедия армянского народа. История посла Моргентау
Бедри все же постарался отыграться. Хотя все пятьдесят человек были проинформированы, что пароход на Галлиполи отправится на следующее утро ровно в шесть часов, он вместе с нарядом полиции в полночь обошел все дома «жертв» и вытащил их из постелей. Поэтому люди, собравшиеся на следующее утро на причале, выглядели весьма помятыми и потрепанными. Естественно, Бедри тоже был на причале, надзирая за процессом погрузки, а подойдя ко мне, он еще раз, правда беззлобно, попенял мне за то, что ему пришлось довольствоваться только одной знаменитостью. В целом он вел себя вполне прилично, хотя не удержался и сказал заложникам, что британские самолеты бросают бомбы на Галлиполи. Из двадцати пяти «англичан» только двое родились в Англии, а из двадцати пяти «французов» во Франции родились тоже двое. У «жертв» были ранцы с едой и необходимыми вещами, собравшиеся на проводы родственники тоже несли тюки, а миссис Моргентау прислала на корабль несколько больших ящиков с едой. Расставание молодых людей с семьями было грустным, но все держались мужественно.
Вернувшись в посольство, я чувствовал себя очень уставшим – сказывались волнения последних дней – и был совершенно не готов к чести, которая меня ожидала. Всего лишь через несколько минут после прихода мне доложили о прибытии его превосходительства посла Германии. Вангенхайм немного поговорил на отвлеченные темы, после чего перешел к цели своего визита. Немецкий посол попросил меня телеграфировать в Вашингтон, что он оказывал эффективное содействие в снижении числа заложников до пятидесяти. Учитывая реальное состояние дел, его требование звучало настолько абсурдно, что мне лишь с большим трудом удалось сохранить невозмутимость. Я отлично знал, что, выразив формальный протест великому визирю, Вангенхайм собирался в дальнейшем воспользоваться преимуществами этого акта, но не ожидал, что он будет действовать так оперативно.
– Ну ладно, – сказал Вангенхайм, – вы хотя бы телеграфируйте своему правительству, что я не hetz турок в этом деле.
Немецкий глагол «hetzen» означает примерно то же самое, что английский глагол «sic» – подстрекать, науськивать, применительно к собаке. У меня не было настроения помогать Вангенхайму, о чем я ему и сказал. Я даже специально доложил в Вашингтон, что он наотрез отказался мне помочь. Через день или два Вангенхайм позвонил мне по телефону и заговорил взволнованно и гневно. Оказывается, его правительство сообщило ему о моей телеграмме в Вашингтон. Я объяснил, что, если он желает пожинать лавры за помощь кому бы то ни было, прежде надо эту помощь оказать.
Заложники в Галлиполи переживали далеко не лучшие времена. Их поместили в два деревянных дома, не дав даже кроватей. У них не было никакой еды, кроме той, что они привезли с собой. К тому же их атаковали паразиты, что отнюдь не редкость для Турции. Помощь мистера Филипа оказалась для них воистину бесценной. Они провели на полуострове несколько дней, и я начал работать над проблемой их возвращения. Сэр Эдвард Грей, тогдашний министр иностранных дел, обратился в наш Госдепартамент с просьбой направить мне сообщение, которое я должен передать Энверу и его коллегам-министрам. Его суть заключалась в том, что британское правительство будет считать их лично ответственными за любой вред, причиненный заложникам. Я передал послание Энверу 9 мая. Мне доводилось видеть Энвера в разном настроении, но состояние неконтролируемой ярости, в которое его повергло предупреждение сэра Эдварда, было для меня новым. Пока я зачитывал телеграмму, его лицо стало мертвенно-бледным, а в конце он попросту утратил над собой контроль. Европейский лоск, который Энвер трудолюбиво приобретал, в одно мгновение слетел с него, как маска. И я впервые увидел его истинное лицо – дикого, кровожадного азиата.
– Они никогда не вернутся, – завопил он, – они там сгниют! И хотел бы я посмотреть, что эти англичане мне сделают!
Я снова убедился, что метод убеждения, который я всегда использовал в общении с Энвером, является единственно правильным. Я постарался успокоить разъяренного министра, и через какое-то время мне это удалось.
– Но никогда больше мне не угрожайте, – хмуро сказал он.
Проведя неделю в Галлиполи, заложники вернулись. Турки перевели свои штаб из Галлиполи в другое место, и, естественно, англичане прекратили обстреливать город. Все вернулись в добром здравии и были с радостью встречены своими близкими.
Глава 20
Еще немного о приключениях иностранных граждан
Депортация в Галлиполи дает представление о трудностях, которые мне приходилось преодолевать при выполнении своих обязанностей представителя интересов союзников в Оттоманской империи. Однако, несмотря на периодические взрывы ненависти, турецкие официальные лица по большей части вели себя очень хорошо. Они пообещали мне вначале, что будут обращаться с врагами прилично и позволят им либо остаться в Турции и заниматься привычными делами, либо покинуть империю. Очевидно, они считали, что после окончания войны мир станет судить их не по отношению к своим собственным подданным, а по отношению к гражданам вражеских государств, проживавшим на их территории. В результате француз, англичанин или итальянец находился в Турции в большей безопасности, чем армянин, грек или еврей. Но против стремления соблюдать приличия постоянно действовала неблагоприятная сила. В письме в Госдепартамент я описал влияние, работавшее против иностранцев в Турции. «Немецкий посол, – писал я 14 мая 1915 года, – продолжает оказывать давление на турок, навязывая им целесообразность одновременно проведения репрессивных мер и удержания субъектов воюющих государств в качестве заложников. Мне пришлось столкнуться с упорным противодействием моего немецкого коллеги при получении разрешения на отъезд субъектов национальностей, находящихся под нашей защитой».
Турецкие чиновники временами начинали мстить гражданам одного из государств союзников, обычно в ответ на ущерб или воображаемый ущерб их гражданам во вражеских странах. Такие акты стали причиной многих волнующих эпизодов, иногда трагических, иногда вылившихся в откровенный фарс. Все они были в равной мере присущи турецкому характеру и характерны для тевтонских методов.
Как-то раз я беседовал с Талаатом, когда зазвонил телефон.
– Это вас, – сказал министр и передал мне трубку.
Звонил один из моих секретарей. Он сказал, что Бедри арестовал сэра Эдвина Пирса, бросил его за решетку и захватил все бумаги. Сэр Эдвин был одним из самых известных британцев в Константинополе. В течение сорока лет он занимался юридической практикой в оттоманской столице, активно сотрудничал с прессой, опубликовал несколько книг, принесших ему известность как эксперту в области восточной истории и политики. Ему было около восьмидесяти лет, он обладал спокойным характером и презентабельной внешностью. Когда началась война, я заручился специальным обещанием Талаата и Бедри, что те ни при каких обстоятельствах не потревожат сэра Эдвина Пирса и профессора ван Миллингена из Роберт-колледжа. Телефонное сообщение, полученное мной в присутствии Талаата, могло означать только одно: обещание нарушено.
