Анатолий Конаржевский - Десять лет на острие бритвы
«Волгосантехмонтаж» предложил мне принять руководство управлением. Я об этом даже не думал и сразу в голове мелькнуло «а мои десять лет, ведь они за спиной». Спросил главного: «А как же отреагирует на мою кандидатуру горком партии на беспартийную, да еще с таким недавним прошлым?» «Попытаемся! Мнение Главка и треста однозначно, вы — наиболее подходящая кандидатура. Предварительный разговор начальника Главка с горкомом был, будем надеяться».
Часа через два, вернувшись из горкома, он сказал всего три слова: «Поздравляю, горком согласен. О вас там хорошего мнения».
Разоблачение Сталина почему-то на меня не произвело большого впечатления, как будто я был к этому подготовлен заранее, но с плеч свалился громадный груз. Вот она та правда, которая, наконец, восторжествовала. Подумал, что мое письмо на имя Хрущева, посланное больше полгода тому назад, неверное, начнет действовать. Действительно, в декабре 1956 г. меня вызвали в Волгоградский обком партии, где в парткомиссии сообщили, что Воронежский облсуд пересмотрел дело и приговор тройки отменил из-за отсутствия состава преступления.
«Займемся вашими партийными делами». Выявилось совершенно невероятное: я не был исключен из кандидатов в члены партии. Документы найдены в архиве, где пролежали 19 лет с 1937 года. На бюро обкома решили считать меня автоматически выбывшим, принимая во внимание, что кандидатский стаж все равно не засчитывается и не имеет значения для партийного стажа. Отстаивать сохранение хотя бы одного года, как я понял, из настроений членов бюро, еще не успевших полностью отрешиться от сталинских времен, судя по реплике секретаря обкома: «И все-таки иностранное радио не следовало бы слушать».
Кроме того я знал, что по возвращению в Камышин буду принят в партию, так и было — через неделю я стал кандидатом, а в феврале 1958 г. — членом партии. УНР-500, в связи с организацией Совнархозов, перешел в трест «Кавсантехмонтаж».
В апреле Главк телеграммой вызвал меня в Москву, а из Ростова позвонил управляющий трестом Константин Захарович Глазунов и предупредил, чтобы я на перевод в Рустави не соглашался, куда мне будут предлагать перейти в связи со строительством там металлургического завода и организацией нового управления. Глазунов предложил настаивать на перевод в Краснодар, где намечается строительство одиннадцати сахарных заводов. Кубань должна стать сахарным краем.
В Москве начальник Главка Васильев на мой отказ от Рустави, заявил, что «не будет вести разговор с Камышинским горкомом о моем освобождении от УНР-500. Пускай, в конце концов, будет Краснодар, как этого хочет и Глазунов, но выбираться из Камышина вам придется самим, без моего участия».
Две недели я уговаривал секретаря горкома. Наконец, он заявил: «Хорошо, рассмотрим ваш вопрос на бюро». Члены бюро были против моего отпуска в Краснодар. Неожиданно выступил начальник КГБ: «Товарищи, его надо отпустить, неужели вы не понимаете, что ему, перенесшему в недавнем прошлом такую тяжелую моральную травму и теперь, когда представляется возможность получить хорошее питание, фрукты, виноград и тому подобные прелести неужели у вас отсутствует совесть?». Это выступление решило исход дела. Это тоже была встреча с НКВД.
На другой день я снялся с учета. Через два дня был уже в Ростове-на-Дону. Получив необходимую характеристику о Краснодарском управлении, вместе с К. З. Глазуновым отправились на автомашине в Краснодар. Не совсем приятно принимать управление при работающем начальнике, тем более согласившегося остаться работать начальником производственно-технического отдела. Надо было проявить такт, чтобы не задевать самолюбия и не выпячивать имевшие место ошибки и недостатки в работе управления, приведшие к постановке вопроса о его освобождении от руководства управлением со стороны крайкома, горкома партии и строителей. Он оказался простым, душевным человеком, несколько слабохарактерным. Мы поняли друг друга и наши взаимоотношения были не только нормальными, но даже и дружественными.
Главный инженер, как оказалось, был по характеру ему подстать и не совсем ладил с новой техникой. В связи с этим и не клеились дела, а объем работ был большой, т. к. управлению приходилось работать с семью строительными трестами на объектах, расположенных в разных концах края — от Ейска до Туапсе, и от побережья Черного моря почти до Армавира. Беседа с секретарем горкома длилась около часа. Его несколько смутил мой возраст — 52 года. В крайкоме секретарь по строительству на это не обратил внимания. В общем, мое назначение получило добро.
Краснодар
Потребовалось две недели, чтобы познакомиться с объектами, установить слабые места и вместе с зам. начальника строительного управления Совнархоза проехать на важнейшие объекты, вызывавшие опасения в состоянии сантехработ. В это время в Краснодар приехал новый председатель Совнархоза Н. К. Байбаков, освобожденный Хрущевым от председательства в Госплане. Анализируя состояние управления, причин неудовлетворительной его работы, пришел к выводу, что одним из серьезнейших недостатков в руководстве работами были: во-первых, подмена инициативы и самостоятельности начальников участков, прорабов и мастеров решениями управления, не согласованными с этим звеном инженерно-технических работников и, во-вторых, неоправданными требованиями руководителей строительных управлений, которых насчитывалось 37 в отношении обязательного присутствия на планерках только начальника или главного инженера нашего управления, считая, что фигура прораба для них не авторитет. Это принижало достоинство последних и снижало ответственность. Проще быть за спиной начальства, ведь оно принимало решения.
Я решил во что бы ни стало изменить это положение. Пошел в горком, крайком и к Н. К. Байбакову с просьбой поддержать наше мнение, что представителями на планерках в Совнархозе будет начальник управления, в трестах — начальники участков, в управлениях — наши прорабы, а там где их нет — мастера. Руководители управлений участвуют в планерках стройуправления только в экстремальных случаях. При существующем же положении мне и главному инженеру некогда заниматься обеспечением и подготовкой производства работ, т. к. надо разъезжать по планеркам. С нашими доводами все согласились.
Мое знакомство с Николаем Константиновичем состоялось на почве этого вопроса. Он попросил меня проинформировать, как управление готовится к походу на сахарные заводы, каково обеспечение вентиляционным оборудованием рабочей силой. С моими доводами в отношении планерок согласился и обещал дать соответствующее указание строителям. Предложил, не стесняться с обращением к нему, если будут возникать трудности. Ваш трест далеко. Я здесь всегда могу что-либо для вас сделать, помочь. Был установлен следующий порядок: принимаемые решения на местах нашими работниками немедленно сообщались в управление по телефону и оно принимало все меры для подкрепления этих обязательств. Этот принцип здорово помог изменить отношение руководителей среднего звена к своим обязанностям, они почувствовали свою значимость и ответственность. Строители смирились с такой системой, и начальники стройуправления начали менять свое начальственное отношение к нашим прорабам и мастерам, привыкать к тому, чтобы их считать вполне ответственными лицами.
