Анатолий Конаржевский - Десять лет на острие бритвы
Строители не сумели подготовить здание под мазутонасосную, которая строилась под землей и не было надежды на скорую ее подготовку под монтаж. На одной из планерок Михаил Фомич обратился ко мне: «Анатолий Иванович, что же мы будем делать? Обстоятельства складываются так, что строители закончат фундаменты под оборудование и само здание хорошо, если за десять дней до срока пуска цеха. К вам претензий не может быть, но подумайте, что можно сделать, чтобы в считанные дни смонтировать эту мазутонасосную, а не сорвать правительственные сроки пуска цеха. Как найти выход из этого положения?»
Сели мы с Борисом Ериховым, молодым инженером, прорабом этого участка, очень толкового, высказывавшего свои взгляды прямо без всякой дипломатии, даже вступавшего в спор с Михаилом Фомичом, не соглашаясь с установленными им сроками, если они были нереальны, что всех присутствующих поражало «Как так такой мальчишка, а возражает замминистру». Дело было в том, что я завел такое правило — мое присутствие на планерке не должно снимать ответственности лица, ведущего объект, и он является здесь хозяином.
Я с самого начала моего появления в Аше об этом на первой планерке и заявил, когда Михаил Фомич представил мне слово для информации о ходе наших работ: «Здесь прорабом и руководителем, Михаил Фомич, является Ерихов Борис, он и будет отвечать за все дела и за ход монтажа. Я здесь для того, чтобы, если надо ему помочь всем необходимым и в том, что он не может решить сам. К удивлению остальных субподрядчиков и строителей Михаил Фомич согласился со мной». Этим был поднят авторитет Бориса.
Вот мы засели за раздумывание, как выйти из положения. Собрали бригадиров, решили посоветоваться с ними и пришли к решению: смонтировать насосную вне насосной, где-нибудь в пустом месте цеха, а там кстати был такой угол, а затем разрезать ее на крупные узлы и уже в здании собрать и сварить, рассчитали, что на последнее потребуется порядка 5–6 дней. Это соображение высказали Михаилу Фомичу. «А ведь это здорово придумано, есть шанс на успех».
Мы произвели по чертежам разметку фундаментов под насосы, разметили стойки каркаса под стены, где можно было и нужно было крепить трубопроводы. Весь монтаж занял порядка двух недель. Строители закончили свои работы на насосной за 5 дней до пуска цеха. Дело было за нами, обстановка была исключительно острая. Все смотрели на нас, придем ли мы, сантехники, к финишу вовремя. Перерезали мы ее на большие узлы, затащили под землю в здание и начали сборку.
Смонтировали мазутонасосную за три дня. В Аше я жил в одной комнате с Михаилом Фомичом. Где-то меня просквозило и пришлось слечь. Михаил Фомич вызвал из Златоуста жену и до ее приезда сам ухаживал за мной: приносил еду, разогревал воду, принес откуда-то градусник и мерял температуру. Все это делал как самый простой человек, не выпячивал себя, как заместителя министра. Он знал о моем прошлом, но никогда за время нашего общения, даже не намекнул на него. Пользовался среди строителей искренним уважением.
Когда Надточий на несколько дней уехал в Москву, в Ашу приехал другой зам. министра Голдин Н. В. — совершенно противоположная натура. Вызванный из Челябинска начальник нашего управления М. К. Шиповаленко, явился на планерку в своей обычной одежде, в костюме при галстуке, и тут на него набросился Голдин: «Вы что? Приехали сюда на бал или работать, разоделись!»
Всем присутствующим стало очень неприятно и стыдно за Голдина. Шиповаленко должен был выехать в Варшаву на строительство «Дворца Дружбы» и все подумали, что этот выпад против него зам. министра повредит его командировке. Этого не случилось. Михаил Константинович в Варшаву уехал. Вот она разница между людьми. Один привлекает к себе, другой — отталкивает, и не вызывает симпатии. С одним хочется откровенно поделиться своими мыслями, соображениями, с другим приходится обдумывать чуть ли не каждую фразу, чтобы быть правильно понятым. В связи с этим случаем невольно вспомнился Абрам Павлович Завенягин в своем отутюженном костюме, белом накрахмаленном воротничке, обязательном галстуке.
Магнитка! Магнитка! Дважды входившая в мою жизнь — один раз на взлете, второй — в унижении.
В начале 1949 года меня назначили зам. главного инженера Челябинского МУ треста «Уралсантехмонтаж» по работам трестов «Златоустстальстрой» и «Южуралрудстрой», подчинив Бакальский и Саткинский участки, а в 1951 г. главным инженером, вновь организованного Златоустовского монтажного управления треста «Уралсантехмонтаж». Не оправдался прогноз некоторых товарищей, говоривших, что с моим «грузом» дальше нач-ка участка не пройти.
Все мои обращения в Верховный Совет в эти три года остались без последствий, приходил всегда один и тот же стандартный ответ — «Оснований к пересмотру вашего дела нет». В 1951 г. решил попасть на прием к Швернику.
В приемной меня спросил: «По какому вопросу вы добиваетесь приема?» Когда я объяснил, то мне ответили: «По этим вопросам товарищ Шверник не принимает». Пошел в коллегию защитников и там был отказ. «Мы такими делами не занимаемся». А кто же занимается? Ответили коротко: «НКВД». Лучше всего напишите в Верховный Совет просьбу о снятии судимости.
С этим согласиться не мог, значит признать себя все же виновным. Выйдя из приемной, я сказал жене (она была со мной): «Знаешь Мишка, во мне начинает зарождаться какое-то настороженное чувство к Сталину. Опять аресты приехавших из Китая после войны с Японией, похожие на „кавежединские 1937 года“».
Совершенно непонятна антисемитская политика, несогласие взять начальником нашего управления Теуша, только потому, что он еврей. Мне стыдно и противно, когда главный инженер треста Фролов на мою настойчивую рекомендацию Леонида Давидовича дал понять, что это установка сверху и так же за это увольнение из органов НКВД. Все это вызывает сомнения, сомнения и сомнения. Я теперь становлюсь скептиком. Неужели Сталин — это лицо в маске? А история с еврейским театром, с врачами?
Там, за проволокой возникали такие мысли, но их немедленно отгонял, считая их кощунством, а сейчас не знаю, где истина и прячу свою голову в работу, как страус в кусты.
Через три года Главк направил меня в Камышин организовать новое управление УПР-500, остаться там главным инженером. В Камышине начиналось строительство крупного хлопчато-бумажного комбината и кранового завода с полным комплексом социально-бытовой сферы — жилого поселка на 30 тыс. жителей, школы, магазинов, бани, поликлиники, Дворца культуры и др. причем, намечались самые сжатые строки. Значительно расширялось военно-морское училище. Оно и крановый завод должны были пополнить мужскую часть населения для предотвращения текучести женской половины. Работа была интересной и даже слишком самостоятельной, т. к. трест находился аж в Куйбышеве. Уехал начальник управления.
