Гильдебрандт-Арбенина Николаевна - «Девочка, катящая серсо...»

Что это: заумная Флорида?
Сон, приснившийся Анри Руссо? —
Край, куда ведет нас, вместо гида,
Девочка, катящая серсо.

Слишком зыбок профиль пальмы тонкой,
Розоватый воздух слишком тих,
Слишком хрупки эти квартеронки,
Чтобы мы могли поверить в них.

На каком земном меридиане,
Под какой земною широтой
Есть такая легкость очертаний
И такой немыслимый покой?

Знаю, знаю: с каждым днем возможней
Видимого мира передел,
Если контрабанды на таможне
Сам Руссо и тот не разглядел!

Если обруч девочки, с разгона
Выскользнув за грань заумных Анд,
Новым спектром вспыхнул беззаконно
В живописи Ольги Гильдебрандт!

Мазок широкий и небрежный,
Неторопливо-прихотлив,
Грядою гравия прибрежной
Обвел лазоревый залив.

Недоговаривая чаще,
Чем намекая на деталь,
Он сумраком окутал чащи
И нежно отуманил даль.

Потом в углу пустой гостиной
Фигуры тушью проложив,
Промчал по клавишам старинный
Обворожительный мотив.

С ним вместе возникают сразу,
Подобно звукам в тишине,
Свечей огнистые топазы
В лучистом шубертовском сне.

И снова отплываем в даль мы,
В тот край, куда дороги нет,
Где яхты, кактусы и пальмы
Фатально просятся в сонет.

Как легок он и как прозрачен,
В лорнет увиденный мирок!
Как незаметно труд затрачен
На увлекательный урок!..

Мелькают дамы, гейши, дети
В колористическом бреду —
То на бульваре, то в балете,
То в будуаре, то в саду.

Они безмолвны и безлики,
Но их слепой, упорный взгляд —
Как цепкий стебель повилики,
Как белладонны сладкий яд.

Чуть угловатые движенья
Прямых и тонких рук и ног
Таят невинное томленье
И неопознанный порок.

Такого зыбкого каприза,
Таких отроковичьих сцен
Нет ни у Константина Гиза,
Ни у Марии Лорансен.

Возможно ли найти названье
Благословенному вину,
Влекущему воспоминанья
От Альтенберга к Кузмину?

…В осеннем парке ждет карета.
Ждут в море ветра паруса.
Ждет сердце вещее привета
И жадно верит в чудеса.

В плену расплывчатых заметок
Я без конца глядеть готов
На кроткий мир марионеток
И экзотических садов. —

Весь этот край обетованный,
Куда Вожатый нас ведет,
Возник не в тот ли час туманный,
Когда Форель разбила лёд?

Под золотым и синим сводом,
Как будто силясь жизнь отнять,
Огни большого парохода
Глядели долго на меня.

Я отвечал им долгим взглядом
Волненья, горя не тая,
И плыли мы как будто рядом,
Хоть плыли в разные края.

И словно волн и звезд движенье,
Никто не мог остановить
Боль настоящего мгновенья
И горечь будущей любви.

Писать без умолку,
Писать взасос,
Писать, как если б не было начала
Ни в жизни, ни в стихе.
         Так с первых дней,
         Так с первых строк,
         Очнувшись под рекою,
         Зеркальным осмосом вникаешь в связи
         Вещей, и сумерек, и гулкого вопроса,
         И радости бездумного руля.

Словно куски заката,
Или фрагменты плаката —
Алые паруса.
У борта фрегата —
Синяя полоса.
Сонный день вечереет,
Чайка последняя реет.
Солнца следы,
Как обломки слюды,
         То широ́ки, то дробны
         Грани неба в дымном огне…
         И о́тсветам подобны
         На твоем полотне.

Остановилась умная Анюта
Среди лилового пустынного уюта.
А на стене белесоватый след
Вещает: тетей много, мамы нет.
Ее уста по-взрослому твердят
Забытых поздравлений ряд,
Но панталончики висят
Благовоспитанно-уныло,
Как парусов далеких тлен
Над этой местностию милой.

И незаполнено лицо Анюты,
Через него чредой безликой,
С прелестной тайною, по-своему великой,
Века проходят и минуты.