Леонид Горянов - Новеллы о вратаре
Так бывает всегда, так вышло и сейчас. Я достиг границы книги, а на столе еще ворох неиспользованных писем и записей. Вот несколько страничек машинописного текста от Флориана Альберта — лучшего футболиста Европы 1967 года, а рядом такое же послание от его друга и соратника по сборной Венгрии Ференца Бене. Оба они с одинаковой страстью «жалуются» на Яшина за то, что сорвал их честолюбивые планы на чемпионате мира в Англии. Вот восторженный гимн нашему вратарю, «пропетый» одним из крупнейших специалистов мирового футбола Рудольфом Вытлачилом. В огромном синем конверте лежит журнал «Франс футбол» и короткое, редкое по теплоте послание от Раймона Копа: «Напишите в вашей книге, что вся футбольная Франция боготворит легендарного Яшина». А рядом — уже давно расшифрованная запись беседы с Гансом Мюллером, который, наряду со всем остальным, сказал мне:
— Нападающие подобны коллекционерам. У меня дома есть целая портретная галерея лучших вратарей мира и на обороте каждой фотографии цифры, обозначающие, сколько раз мне повезло в дуэлях с ними. У Яшина был ноль. Я приехал на прощальный матч, втайне страстно надеясь «размочить» его, но ваш непробиваемый голкипер не дал мне этой возможности!
Письма. Стенограммы. Блокноты, вдоль и поперек испещренные записями… Что же выбрать из всего этого многообразия для достойного финала, венчающего книгу? Какими словами завершить поэму о великом вратаре, сочиненную его друзьями и соперниками?
Внезапно на глаза попадается пачка тетрадных листочков, исписанных мелким, далеко не всегда разборчивым почерком заслуженного мастера спорта Владимира Юрзинова. Это его литературный труд, его выстраданный в ледовых сражениях очерк о товарище по клубу и сборной Виталии Давыдове. В этом рассказе о ледовом рыцаре есть и необыкновенные слова, относящиеся к моему герою. И нет, по-моему, ничего лучше их, правдивее их и важнее их. Впрочем, судите сами.
«…Мы привыкли видеть, например, Яшина — блестящего и неповторимого — в Лондоне на матче сборных Англии и мира,— достающего из девятки мертвый мяч, и мы мало знаем другого Яшина.
Яшин поразил меня. Осенью мы часто готовимся к очередному сезону вместе с футболистами. Иногда они нам завидуют: играть им трудно в эту пору — грязь, слякоть, порой и снег.
Но игра все-таки игра. Еще сложней и тягостней на таком поле — тренировка. Свистит, пронизывает до костей ветер. Он срывает брызги с луж и колет ими, как иглами, лицо. Почва теряет упругость, скользит по грязи нога, тяжелеет, становится свинцовым и неуклюжим мяч. И вы, словно мяч, сразу оказываетесь в грязи. Мерзко. Противно. Неуютно.
Такой или почти такой я помню глубокую осень 1970 года. Стадион новогорской спортбазы «Динамо». В ворогах — прославленный Яшин. Уже сходящий, заканчивающий свой сложный, неповторимый путь в футболе.
Я долгие два часа смотрел в тот день на него влюбленными и изумленными глазами. Он поразил меня тем, как тренировался, с каким упоением и наслаждением бросался он за каждым мячом, ни на что другое не обращав внимания. Он падал, моментально вскакивал и сейчас же снова летел — теперь в другой угол.
Бежало время. Потихоньку, один за другим, потянулись в душ молодые футболисты, поредело поле, в штрафной остались подошедшие только что два-три еще зеленых новичка из дубля. Вскоре я увидел, как переодетые в модные костюмы, с отливающими глянцем прическами молодые мастера отправились в клуб, где уже надрывалась музыкой радиола. А великий Яшин, этот не стареющий Лев, по-прежнему летал из угла в угол на скользкой и грязной площадке, под мелким дождем и мокрым снегом. Потом, когда ушли и эти, из «дубля», он сиротливо осмотрелся вокруг, увидел хоккеистов, увидел меня и весело закричал:
— Ну-ка, настоящие мужчины, не откажите в милости — побейте!
И мы били. До пота. До исступления. До самой темноты. Вот когда нужна была кинокамера, вспышки блицев, толпа репортеров. Вот когда бы вы увидели настоящего Яшина — великого спортсмена и человека».
Можно ли мечтать о лучшей концовке для книги о нем. Нет, здесь, как говорится, ни убавить, ни прибавить.
