Василий Козаченко - Молния
Идти было все тяжелее. Снег, вначале только припорошивший жнивье и озимь, становился все глубже, ноги вязли почти по щиколотку, но Максим упорно пробивался вперед. Шел, останавливался, прислушивался, отдыхая минутку, и снова шел...
Он не представлял себе, сколько прошел и где накодится. Чувствовал только, что блуждает уже, верно, несколько часов.
Над степью сквозь густую пелену снега начал пробиваться серый, мутный рассвет. Все дальше и дальше в степь, медленно рассеиваясь, отступала от Максима темнота. И наконец совсем рассеялась.
Незаметно, как-то вдруг, перестал идти снег.
Еще не совсем рассвело, но степь, незапятнанно чистая, чуть-чуть подернутая сиреневой дымкой, расстилалась перед Максимом далеко-далеко, насколько хватал глаз, - до ясного, словно вымытого, горизонта. И нигде ни пятнышка на этой яркой белизне.
Только за Максимом тянулся по бело-сиреневой степной равнине черно-синий глубокий след.
Убегая от этого предательского следа, Максим взял круто вправо, и снова с фатальной неумолимостью след потянулся за ним вдогонку.
- Так... - Максим остановился, вытирая ладонью взмокший лоб. И, не петляя уже, не оглядываясь, подался вперед. Синий след, не отрываясь, будто привязанный, потянулся за ним верным псом.
По этому следу и нашли его получасом позже жандармы и полицаи, патрулировавшие на ручной дрезине дорогу.
Когда Максима привели в полицию, Володя Пронин был уже там. Его забрали еще ночью.
Местности Володя совсем не знал и, оказавшись ночью в степи, долго бродил, выбиваясь из сил, по холмам и озрагам, пока не захватил его в поле снег. Измученный, ослепленный непроглядной снежной завирухой, он совсем запутался в белой круговерти и, побродив еще с час, пришел почти нa то же самое место, откуда начал свои странствия, - попал прямо в руки к Дуське и Веселому Гуго.
Он набрел на них, тоже ослепленных снегом, недалеко от сожженной конюшни. Столкнулся грудь с грудью, так что ни отступать, ни бежать было некуда. Они так и вцепились в него разъяренными псами. Хорошо хоть, что ненужный уже автомат он успел потихоньку выпустить из рук. Он остался где-то там, засыпанный снегом и никем не за меченный.
Листовка, которая должна была появиться в эту ночь, запутать жандармов и пог.ючь выпутаться Лене Заброде, так и не была отпечатана. За теми, кто мог и должен был ее выпустить, наглухо закрылись двери тюрьмы...
Мгновенная, трагически короткая вспышка молнии во мраке - и затем еще непрогляднее, еще чернее ночь...
И все-таки Форст понимал, что торжествовать ему рано. Он знал, что конец чего-то одного может таить в себе начало другого, что вспышки молний всегда предвещают большие грозы.
42
От непонятной ему самому тревоги и нетерпения оберштурмфюрер не мог дождаться, пока стемнеет, - приказал первым привести на допрос Максима.
Допрос происходил в том же кабинете, где перед тем пытали Горобца. Тот же большой стол посреди комнаты, тот же стул геред ним и затененная бумажным абажуром лампа, кресло, в котором удобно устроился Форст, поблескивая золотыми зубами.
И все-таки что-то изменилось. Что-то появилось новое, хотя, на первый взгляд, и неуловимое.
Левая рука Форста туго забинтована. А правой он, сам того не замечая, нервно выстукивал какой-то нескладный мотивчик.
У Максима руки были свободны. Жандармы отобрали у него суковатую грушевую палку, с которой он никогда не расставался, и теперь Максим прихрамывал заметнее, чем обычно, с непривычки не зная, куда девать руки.
Привели его на допрос Дуська и Веселый Гуго. Открыв дверь, Максим задержался на секунду на пороге, окинул быстрым взглядом комнату, понял и оценил обстановку и, не дожидаясь приказа или приглашения, пошел, припадая на ногу, прямо на Форста, к столу. Заранее зная, что пустой стул предназначен для него, повернул его, опять-таки не дожидаясь приглашения, чуть наискось и, отодвинув подальше от стола, сел, вытянув вперед искалеченною ногу. Откинувшись назад, оперся о спинку стула, положил сильные руки ладонями вниз на колено здоровой ноги и только потом, внимательно, не скрывая интереса, взглянул прямо в лицо Форсту. Смотрел не мигая, спокойно и вопросительно, как человек, который ждет без нетерпения и тревоги, чтобы ему объяснили, зачем его сюда привели.
Этот взгляд захватил Форста врасплох. Только теперь он вдруг заметил, какую нервную дробь выбивала на столе его рука. Оборвав постукивание, убрал зачем-то руки под стол, чувствуя разом и досаду на себя и непонятную еще, почти беспричинную "непрофессиональную" злость на того, кого он собирался допрашивать.
Хищная золотозубая усмешка из-за притененной абажуром лампы запоздала, получилась не в меру деланной и на Максима не подействовала. Форст это понял сразу. "Не смей! Отвернись и гляди в землю!" - вдруг захотелось ему крикнуть на Максима, чей взгляд все больше выводил его из себя. Однако Форст сдержался.
"Удивительно, - подумал он про себя, - я как будто нервничаю".
- Вот что, пане Зализный, или, если вам так больше нравится, товарищ Зализный, прошу прощения за беспокойство, но должен вас предупредить абсолютно откровенно - вас выдали. Выдал один человек, который сидит тут у нас... вы будете иметь с ним очную ставку... и одна женщина, которую мы оставили на свободе в качестве приманки. Одним словом, я хочу, чтобы вы со всей серьезностью уяснили себе одно: мы знаем все.
Лицо Максима оставалось непроницаемым. Он слегка подался вперед и, не отрывая взгляда от Форста, чуть заметно, одними уголками губ, усмехнулся.
- Что касается этого, пане... извините, не знаю вашего чина, у меня нет никаких сомнений. Я уверен, что вы знаете вге. Да так оно и должно быть. Но, к сожалению, я-то ничего не знаю и, заметьте, абсолютно ничего не понимаю.
Сказано это было таким ровным, искренним и даже несколько наивным тоном, что Форст даже заколебался.
На какой-то миг ему удалось сдержать злость и вернуть свою обычную наигранную словоохотливость. Опять сверкнула широкая золотозубая усмешка.
- Вот что, голубчик, послушайте моего искреннего совета - и вам же лучше будет. Вы знаете, за что вас арестовали. Не надо притворяться, затягивать дело и доводить себя до ненужных... гм... как бы это сказать... эксцессов. Я человек мирный. Предпочитаю, чтоб все было без истерики, без скандала, и не терплю, просто видеть не могу крови...
- Удивительное совпадение! - уже открыто усмехнулся Максим. - И я тоже! Вот только не могу понять:
чем бы я мог быть вам полезен?
Уловив в этих словах иронию, Форст снова разозлился и, не сдержавшись, грохнул кулаком об стол.
- "Молния"! Нас интересуют кое-какие подробности о "Молнии". Рассказывайте! Сейчас же!
