В. Балязин - Герои 1812 года
Друзья быстро сошлись. Их объединяли, кроме всего прочего, общие взгляды на литературу. Во многом они находили общин язык. Немалая начитанность и тонкий вкус, отличавший Николая Раевского, помогли Пушкину в изучении некоторых новых для него направлений в литературе. Раевский впервые познакомил его с отдельными произведениями Байрона и Андре Шенье.
Позже, Пушкин посвятит Николаю Раевскому свое знаменитое стихотворение «Андрей Шенье».
Если с некоторой долей оговорок Н. Раевского-младшего можно назвать «виновником» создания Пушкиным «Андрея Шенье», то точно так же его можно назвать невольным «виновником» того, что именно за это стихотворение Александр I решил сослать поэта в Сибирь и назвал Пушкина «бунтовщиком хуже Пугачева». Но если и можно признать эту «вину», то она тотчас же снимается тем, что сделал впоследствии Н. Раевский-младший для того, чтобы смягчить участь своего друга.
Пушкин позднее не раз будет ссылаться на «неоценимые услуги», оказанные ему Раевским. Именно благодаря его хлопотам безнадежная ссылка в Сибирь была заменена поэту ссылкой на юг.
Вот когда по-настоящему состоялась встреча гениального поэта и гениального полководца.
Случилось это так.
Пушкин поначалу прибыл в Киев. Здесь состоялось знакомство с семейством Раевских, проживавших в городе. Но знакомство это было весьма мимолетным. Почти не задерживаясь, поэт отправился в Екатеринослав.
Тут произошло событие, в результате которого позднее состоялись знаменитые поездки Пушкина на Кавказ и в Крым, были написаны многочисленные выдающиеся стихотворения и поэмы.
Пушкин любил испытывать свой характер в разных неожиданных ситуациях. Это заставляло его порой совершать весьма безрассудные поступки. Прогуливаясь по берегу Днепра, он попросил у рыбаков лодку и сел на весла. Выплыв на середину реки, он разделся и нырнул с головой в воду. Вода была ледяная, ведь стояла холодная весенняя погода, май месяц. Купаться было еще рановато.
К вечеру у Пушкина разболелась голова. Он едва мог подняться с кресла.
— Никита, — позвал он своего слугу, — дай мне пить. Что-то я весь горю.
— Да у вас, сударь, горячка, — сказал испуганно Никита, трогая лоб Пушкина ладонью.
— Дай, дай мне пить.
— Ничего нету, кроме лимонаду. Да и тот, словно лед, холодный.
— Давай!
— Нельзя. Только хуже будет.
— Давай, говорю…
— Воля ваша. — Никита налил в кружку лимонаду. — Врач нужен. Послать ли за кем?
— Да, пошли к Раевским. Скорее, Никита.
Ближе людей, казалось тогда Пушкину, у него не было.
На следующий день к нему пришли генерал Раевский и сын Николай. Генерал мгновенно оценил ситуацию. Более того, по многочисленным походам он хорошо знал, что такое лихорадка. Поэтому, отправляясь к Пушкину, не забыл попросить поехать с ним и своего штаб-лекаря.
Пушкин метался в бреду. Он был очень бледен и слаб.
Врач осмотрел его и сказал:
— Состояние неважное.
— Что будем делать? — спросил Николай.
— Надо ехать дальше, на Кавказ, — ответил отец. — Все сборы по-военному. Быстро. Выезжаем послезавтра поутру.
С этого момента Николай Николаевич Раевский взял поэта под свою опеку. И действительно, за многие недели совместных поездок по Кавказу и Крыму Пушкин впервые за долгое время почувствовал, что находится в заботливой семье, в кругу близких друзей, в домашней обстановке, такой непривычной и желанной. Раевский был для него словно отец… «Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душой, снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина», — напишет поэт позднее.
Ранним утром 28 мая 1820 года семья Раевских — сестры Мария и Софья, Николай и сам генерал, а с ними доктор, — взяв с собой больного поэта, выехала на минеральные воды. Впереди были Кавказские горы, море.
В 17 верстах от города Таганрога, когда карета с экипажем перевалила, поскрипывая, через небольшой перевал, глазам путешественников открылись водные просторы.
— Море! Море! — вскричала юная Мария Раевская и выбежала из кареты.
Белесые волны равномерно бились о берег. Мария стала бегать за волной и убегать от нее, когда та пыталась ее настигнуть.
— Как удивительно, как прелестно! — сказал со вздохом Пушкин, наблюдая за нею.
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурною чредою
С любовью лечь к ее ногам.
Как я мечтал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами…
Неразделенная любовь поэта к юной Раевской была и есть одна из загадок в его творчестве, его жизни. Предполагалось даже, что именно эту любовь он пронес через всю жизнь.
Сама же Мария Раевская осталась в памяти современников как незаурядная личность. Необычайно красивая, прекрасно образованная, она отдала свою руку и сердце князю Сергею Григорьевичу Волконскому, участнику тайного заговора будущих декабристов. Знала ли она заранее о том, какая участь могла быть суждена ее мужу и ей самой? Видимо, да.
С. Г. Волконский был одним из руководителей Южного тайного общества. Сразу же после разгрома восстания на Сенатской площади он был арестован и содержался в Петропавловской крепости. Именно в эту, трудную для него минуту жизни проявились лучшие качества избранной им супруги. Мария Волконская сразу же после родов отправилась в Петербург, где всячески пыталась облегчить участь своего мужа. Высочайший приговор был вынесен вскоре: князь Волконский лишался всех заслуг и чинов и ссылался на каторгу в Сибирь.
История о том, как Мария Волконская последовала за ним в Сибирь, невзирая на чудовищный срок — 20 лет, на запрет возвращаться обратно вплоть до смерти мужа, на невозможность видеться с сыном, на потерю звания и состояния широко известна. Преданность и стойкость — эти черты необыкновенной женщины поражали воображение многих литераторов и художников.
Сам Николай Николаевич Раевский буквально боготворил свою дочь. Известен тот факт, что, находясь уже при смерти, он, посмотрев на портрет Марии, произнес такие слова: «Это самая удивительная женщина, которую я знал».
Можно лишь добавить, что такая удивительная женщина взросла у столь же удивительного отца.
Другая его дочь, Екатерина, была замужем за генерал-майором М. Ф. Орловым, служившим начальником штаба пехотного корпуса, которым командовал Раевский. М. Ф. Орлов также оказался замешанным в заговоре. Его даже некоторое время прочили в руководители намечаемого восстания. Орлову удалось избежать ссылки в Сибирь. Он был отправлен в свое имение под Калугой без права въезда в столицу и службы в армии.