Василий Лавриненков - Возвращение в небо
В конце мая мы начали готовиться к перебазированию. Особенно тщательно в этот раз проверяли, ремонтировали, подкрашивали самолеты: мы знали, что передадим их другому полку. Личный состав нашего 9-го гвардейского направляли в глубокий тыл для переучивания на новую технику.
Снова под крыльями поплыли поля и дороги Крыма, затем Украины. Недалеко от Харькова, в Богодухове, мы передали свои "аэрокобры" стоявшей здесь авиационной части и в тот же день на Ли-2 перелетели в Подмосковье.
Нас привезли в авиагородок. Зеленые деревья, асфальт, чистота, электрическое освещение, уютные комнаты на двоих, радио, столовая с накрахмаленными скатертями и блеском приборов - все здесь было для нас необычным. Вечером у местного Дома офицеров, на танцевальной площадке, раздались звуки музыки. Впервые за несколько лет мы прогуливались после сытного ужина, наслаждаясь тишиной, ароматным воздухом, чувствуя мирное дыхание земли, любуясь звездным небом.
Поездки в московские театры, вечера танцев, знакомства с девушками - все как бы переносило нас в довоенную жизнь. И лишь близость аэродрома напоминала: война еще не закончилась.
После нескольких дней отдыха подполковник Морозов собрал летчиков и техников и объявил приказ о начале нашего переучивания на истребителе Ла-7. Никто из нас еще не видел этой машины, но в прессе уже промелькнуло ее название, до нас доходили слухи о высоких летно-технических данных этого нового, усовершенствованного самолета.
Скорее бы увидеть этот Ла-7! "Аэрокобра" была неплохой машиной, но "лавочкин" наверняка превосходит ее. Мы горели желанием скорее освоить новую технику и имели для этого все возможности.
Учеба поглотила все наше время и внимание.
Быстро пролетел июнь. Со дня на день мы ожидали увидеть новую машину, ожидали этого момента, как большого события. Но меня, как оказалось, ждал еще один радостный сюрприз. Первого июля 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР мне было вторично присвоено звание Героя Советского Союза.
Столь высокая оценка боевых заслуг явилась для меня огромным счастьем. Вырываясь из плена, в котором ненадолго оказался волею случая, я и помышлять не мог, что когда-нибудь второй раз заслужу высшую награду Родины. Пределом желаний было вернуться в родной полк, снова ощутить в руках штурвал истребителя, повести его в бой.
С утра беспрестанно звонил телефон, поступали телеграммы. Поздравления однополчан превратили обычный день в праздник, завершившийся скромным дружеским ужином: поутру предстояли первые полеты на УЛа-5, с которого предстояло пересесть на Ла-7.
Ранним утром все прибыли на аэродром. Начинались тренировочные полеты.
А через несколько дней меня вызвали в Москву для вручения второй Золотой Звезды. Мои ровесники-ветераны без слов поймут, какое счастье испытал я, попав после двух лет, проведенных на фронте, на Красную площадь, к Мавзолею В. И. Ленина. Это были незабываемые минуты, и запомнились они навсегда. В какой-нибудь миг вспомнил я тогда всю свою жизнь: боевых друзей, родную Смоленщину, родителей. Дважды Герой Советского Союза... Новая награда ко многому обязывала. Я отлично понимал это. Мне удалось уже сбить тридцать четыре фашистских самолета. Но война продолжалась. И этот счет предстояло продолжить.
С такими мыслями ехал я из гостеприимной Москвы в свой полк...
Занятия с нами велись капитально, на самом высоком уровне. Судя по этому, полку в недалеком будущем отводилась немаловажная роль. Красавец Ла-7 появился на нашем аэродроме лишь после того, как мы хорошо познакомились с его предшественником - УЛа-5. Но и тогда никого из нас не выпускали в полет сразу, как это делалось на фронте. Сначала мы, как курсанты, отрабатывали руление по земле, ведь Ла-7 совсем не был похож ни на Як-3, ни тем более на "аэрокобру". Этот широколобый, с мощным мотором, свободной и удобной кабиной и грозным вооружением самолет сразу пришелся нам по душе. Новая машина являлась большой удачей советского самолетостроения.
Потянулись дни тренировок. Мы осваивали самолет в воздушных боях, во время стрельб, на длительных маршрутах. Все шло нормально, пока нас не выбило из колеи непредвиденное большое горе: мы потеряли командира полка Морозова. И что обиднее всего, несчастье случилось не в полете, а во время нашего отдыха на Клязьме.
Похоронили мы командира в авиагородке рядом с авиаторами, на могилах которых были установлены пропеллеры с самолетами тридцатых годов, рядом с теми, кто ценой своей жизни прокладывал путь к появлению современных скоростных машин. Прозвучал боевой салют, обелиск на могиле Героя Советского Союза подполковника Анатолия Афанасьевича Морозова утонул в цветах...
Полеты продолжались. Теперь ими руководил заместитель командира полка Герой Советского Союза А. Ковачевич. Через несколько дней он вызвал меня к себе. Я чувствовал себя с Аркадием свободно, ибо совсем недавно заменил его на должности командира эскадрильи, но тем не менее мысленно перебрал последние события - не провинился ли я в чем-нибудь? Ковачевич вручил мне вызов, в котором предписывалось срочно явиться к Главному маршалу авиации А. А. Новикову.
- Ясно, кого-то опять интересуют мои воздушные бои, - без особого энтузиазма заметил я, сразу вспомнив первый вызов в Москву из Ростова.
- Не прибедняйся, Володька! - вскинулся горячий, впечатлительный Ковачевич. - Всем известно, зачем тебя вызывают, а тебе нет?
Переубеждать Аркадия я не стал, но мне действительно ничего не было известно.
Утром мы с Василием Погорелым выехали на нашей верной эмке в столицу.
Мне не раз приходилось ездить с Погорелым и по степям Приазовья, и по раскаленным крымским дорогам, а теперь впервые мы легко неслись по гладкому асфальту. Шофер уже успел хорошо изучить Москву, уверенно ориентировался на улицах и, как оказалось, знал даже дорогу к штабу ВВС.
- Думал когда-нибудь, что придется поездить по Москве? - спросил я Погорелого.
- Признаться, не думал, - бесхитростно ответил он.- А вот по Берлину надеюсь еще вас прокатить, товарищ командир.
- А откуда ты родом? - поинтересовался я.
- Из Пятихаток, товарищ майор.
- В каждом районе есть свои Пятихатки...
- Может, и есть... Но такой красивой станции, как наша, на Украине не сыщешь. Люблю родные места.
- Это хорошо. Так и распишешься на рейхстаге: "Вася из Пятихаток"...
Домой я возвращался уже в качестве командира полка. Васе о назначении ничего не сказал, но я нервничал, курил папиросу за папиросой, а он уже, очевидно, прослышал что-то и хитровато улыбался в свои фронтовые усищи.
По дороге перебирал в памяти разговор с Главным маршалом авиации.
- Командарм Хрюкин попросил именно вас, гвардии майор Лавриненков, назначить командиром полка и прислать ваш полк в его распоряжение.
