Геннадий Васильев - В Афганистане, в «Черном тюльпане»
— Лучше трое суток, — заметил Матиевский и горько вздохнул. — Вот так я свою кошку Мурку дразнил дома. Покажу шкурку от колбаски и фи-ить… А она воет, мя-яу… А теперь я сам вою… У-у-у…
Шульгин скупо улыбнулся. Помог солдатам собрать паек. И тоже сглотнул сухую слюну. Потер небритую щеку. И вдруг неожиданно заметил краем глаза какое-то движение справа от себя за дувалами пустынного кишлака. Шульгин стремительно развернулся, и пальцы его машинально оказались на спусковом крючке.
— Богунов, — быстро скомандовал он, — через дув ал марш вперед. Матиевский прикрой сержанта. Кто-то там мелькнул в халате…
Группа прикрытия быстро рассыпалась по сторонам.
49
Матиевский провалился в расщелину глинобитного дувала, взяв на прицел возможные очаги огня.
Шульгин укрылся за каменной стеной.
Богунов рыскающими движениями пробежал по афганскому двору, перемахнул один дувал, другой…
— А ну, стой, — вдруг раздался за дувалами зычный голос сержанта, — стой, тебе говорят…
Шульгин выглянул из-за укрытия. Глухой шум раздался в глинобитном сарае. С грохотом распахнулась досчатая дверь на кожаных петлях. Сержант Богунов выталкивал из дверей глинобитного сарая дряхлого старика в длиннополом халате.
— Давай быстрее, аксакал, — сердито распоряжался он.
— Товарищ лейтенант, обнаружил душманского наблюдателя, — доложил он Шульгину.
— Да какой он наблюдатель, — махнул рукой Шульгин, — полуслепой старик… Из него же песок сыпется…
Он задумчиво потер ладонью лоб, оглядел седую бороду афганца.
— Хотя, может, он нам и пригодится, — Шульгин покачал головой.
— Спросить бы у этого старика, есть ли хлеб в кишлаке? А то вон сколько наших валяется на тропе. Одного штабного пайка на всех не хватит. Там же полсотни хромых и приплюснутых. Всех же поднять надо.
Старик тоже кинул взгляд на тропу, по которой только что прошли лейтенанты штабного управления. Заметил развалившихся по сторонам тропы уставших солдат. Довольно ухмыльнулся.
— Смотрите, товарищ лейтенант! Не такой уж он и слепой! Лыбится, сволочь, — возмущенно воскликнул Богунов. — Радуется, что ли?.. Вот, гад…
— Матиевский, — крикнул Шульгин, — догони-ка штабного переводчика. Если он еще недалеко ушел… Попробуем поговорить с этим Хоттабычем.
— Есть, — козырнул Матиевский и загрохотал сапожками по тропе.
— Лейтенант Брагинский, — заорал он оглушительным дискантом. — Стойте, товарищ лейтенант…
Ждать пришлось недолго. Брагинский быстрым шагом спускался вниз.
— Ого-о, — воскликнул он. — Уже взяли языка?.. Быстро вы…
Шульгин покачал головой.
— Какой это язык! Это, наверное, местный житель. Спроси у него, пожалуйста, Витя, есть ли в кишлаке хлеб? Нам нужно накормить наших доходяг. Одного пайка на всех не хватит. Ребята уже три дня не ели. Еле ногами ворочают. Надо же помочь им подняться к вертолетной площадке.
— Ноу проблем, — вежливо сказал переводчик. — Сейчас мы живо найдем общий язык. Что я зря учился?
— Действуй, уважаемый, — кивнул Шульгин.
Переводчик повернулся к старику, положил руку на сердце и заговорил на языке фарси длинно и ветвисто по восточной традиции, начиная издалека. Он пожелал старику здоровья, и долгих лет, помощи Всевышнего в трудах, счастья родным и близким и только потом Шульгин разобрал знакомые слова «Нон бар», то есть — хлеб есть?
Старик посмотрел на переводчика как-то снисходительно, усмехаясь в бороду. Потом ответил и тоже длиннодлинно и еще цветастее и ветвистее.
— Что он говорит? Что? — нетерпеливо спросил Шульгин.
Переводчик недоуменно поднял брови:
— Интересно как-то он выражается. Перевожу дословно, Андрей, — и переводчик продекламировал нараспев, видно подражая протяжному речитативу старческой речи.
— Когда растопит снежные шапки гор потеплевшее апрельское солнце, когда зашумят в горах весенние ручьи, когда увлажнится горная земля, когда плуг коснется весенних полей, когда зашумит под землею новая жизнь, когда появятся на полях зеленые всходы, когда вытянутся спелые колоски к небесам и осыпятся зернами на горячую землю. Соберем урожай. Сделаем муку. Испечем хлеб. Тогда и приходи, солдат, кушать хлеб, если доживешь…
Лицо у Шульгина удивленно вытянулось.
Богунов задохнулся от возмущения.
Матиевский сделал резкое угрожающее движение.
Шульгин опережающе поднял руку.
— Погодите, ребята. Не горячитесь. Хорошо он сказал, не правда ли? Красиво! Только теперь наша очередь говорить. Переводи дословно, — кивнул Шульгин переводчику.
— …Когда сойдет с горных хребтов тающий снег, — забормотал переводчик, переводя старику гортанными длинными фразами, — когда солнце обласкает зеленые всходы полей… когда тучным колосом поднимутся нивы… когда первые зерна падут на жито… и первая мука посыпется из-под жерновов… Одним стариком будет меньше на афганской земле. Потому что он не пожалел русского солдата…
Шульгин вскинул автомат на вытянутой руке, и в следующее мгновение прозвучала короткая очередь в три пули.
Полковой переводчик и старик отпрянули назад.
Грязная чалма старика птицей слетела с его головы, сбитая очередью.
— Хлеб нужен нам сейчас, а не через полгода, — кратко добавил Шульгин.
Старик послушно закивал головой и тут же повел за собой солдат, что-то жарко объясняя им на своем гортанном языке.
— Говорит, что у него тоже сын в солдатах. Под Кундузом его поймали и в армию зачислили, — пояснил переводчик, — у них же призыв такой, сколько поймают, столько и служат. Только хлеба в кишлаке очень мало. Весной у них хлеба почти нет.
Переводчик вытер пот со лба.
— Ну, ты даешь, Андрей. Ничего себе… Приемы военной дипломатии… Мог же ведь и промахнуться…
— Не промахнулся же, — улыбнулся Шульгин, — у меня богатая практика. Эй, Богунов, смотрите, хлеб у старика не дочиста выгребайте…
Через минуту появились ликующие Богунов и Матиевский, размахивая черствыми лепешками.
— Порядок, товарищ лейтенант. Нон бар, — довольно крикнул сержант, — теперь есть чем наших доходяг на ноги поднимать.
И группа прикрытия двинулась дальше по кишлаку, оставив во дворе невозмутимого старика, который тут же присел на корточки и стал смотреть им вслед спокойным равнодушным взглядом.
50
Уже на самом выходе из кишлака сержант Богунов неожиданно вздрогнул, махнул рукой группе прикрытия и быстро присел вниз. Матиевский и Шульгин тоже мгновенно пригнулись, прижались к дувалам.
Богунов поднес палец к губам, процедил сквозь зубы:
