Василий Митрофанов - С крылатыми героями Балтики
Не поскупилось на похвалы и высшее командование. Сразу же после полета, когда В. И. Раков, как старший в воздухе всей группы, доложил наркому, находившемуся на аэродроме, улыбающийся Н. Г. Кузнецов, желая обнять отважного летчика, сказал: "Подойдите ближе, товарищ полковник!" Деталь эта долгое время передавалась однополчанами из уст в уста.
Многие участники операции были представлены к высоким правительственным наградам. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 года наиболее отличившиеся морские летчики были удостоены звания Героя Советского Союза. Среди них был и командир 3-й эскадрильи нашего 21-го полка капитан Павел Ильич Павлов. К тому времени, по данным наградного листа, на его счету было 557 боевых вылетов, 40 воздушных боев, 10 сбитых самолетов врага лично и 3 - в группе. (До конца войны он сделал еще 43 боевых вылета, провел 17 воздушных боев, сбил 3 самолета лично и 3 - в группе.)
В. И. Ракова Родина удостоила второй Золотой Звезды Героя.
Паневежис
Размещение. Очередные победы. Ранения. Новые утраты
В начале августа 1944 года мы перебазировались в Паневежис Литовской ССР. Был сделан бросок около 700 километров на юго-запад от Ленинграда. Туда же перелетел 1-й гвардейский минно-торпедный полк под командованием Героя Советского Союза гвардии подполковника И. И. Борзова. Предстояло участвовать в ликвидации окруженной в Либаве Курляндской группировки, насчитывавшей более 30 дивизий - 16-ю и 18-ю армии противника. Задача эта возлагалась на 2-й и 1-й Прибалтийские фронты и Балтийский флот. Авиации КБФ надлежало срывать морские перевозки фашистов: бомбить порты, наносить удары по конвоям и транспортам на переходах, топить вражеские боевые корабли.
Поспешно отступая, фашисты предпочитали оставлять за собой груды развалин и пепла. То же они сделали и на аэродроме в Паневежисе: все, что успели, разрушили. Взорвали большой четырехэтажный жилой дом, здания служебного и хозяйственного назначения. Привели в негодность взлетно-посадочную бетонированную полосу, рулежные дорожки. Территория гарнизона оказалась крайне захламленной различного рода мусором и нечистотами. Вскоре, однако, был наведен минимально необходимый порядок для боевой работы и походной жизни авиаторов.
Летчики полка разместились в уцелевшем небольшом одноэтажном каменном доме с толстыми стенами, бетонированным полом и прорезанными у самого потолка продолговатыми узкими окнами, зарешеченными железом. Вероятно, прежде это был какой-то склад. В нем было очень сыро. Естественного света и воздуха не хватало. Отапливали помещение двумя железными печками. В осенние и зимние месяцы дневальный матрос топил их старательно и непрерывно. И тем не менее стены отпотевали и временами в углах стекали струйки воды. Спали на деревянных койках, связанных парами одна над другой.
Вместе с летчиками поселились я и парторг Восков. Он - внизу, а я - над ним. Каждый раз, когда я влезал к себе наверх, койки наши со скрипом раскачивались, и Восков не забывал предупредить: "Осторожнее, опрокинешь!"
Технический состав в большинстве занимал сколоченные и зарытые в землю ящики. Столовые были устроены в бараках из досок.
Истребители наши быстро ознакомились с районом полетов, особенностями введенного в строй аэродрома и приступили к выполнению боевых заданий. Часто летали на Либаву. До нее по прямой было 240 километров. Один боевой вылет на Либаву занимал около двух часов. Для Як-9 это была не проблема. Особенно для Як-9Д (дальнего действия), позволявшего летчику находиться в воздухе до 5 часов. Боевая работа в Паневежисе отличалась напряженностью и результативностью. В среднем делали до 6 вылетов в день. Только с 10 августа по 15 октября 1944 года летчики полка сделали 409 боевых вылетов, сбили 33 вражеских самолета. Разборы командиром полка полетов на Либаву (на них я бывал нередко) раскрывали их крайнюю сложность. Даже над Коткой летчики не попадали под такой сильный зенитный огонь, как над Либавой. А кроме того, Либаву защищали наиболее опытные из уцелевших фашистских летчиков-истребителей. У них появились истребители с радиолокационными установками. Поэтому наши самолеты стали в качестве противолокационного маневра пересекать линию фронта на бреющем полете. Это облегчало скрытность подхода к цели, однако увеличивало вероятность поражения огнем с земли. Больше стало ранений в момент перелета линии фронта, возросли и безвозвратные потери. Но никакие трудности не могли помешать нашим летчикам драться и побеждать геройски.
Старший лейтенант И. Н. Емельяненко и младший лейтенант А. П. Жолобов 17 августа 1944 года в шесть утра вылетели на разведку коммуникаций Рижского залива и порта Пярну. После 40 минут полета туда на высоте 3000 метров в районе Пярну они встретились с двумя ФВ-190. Жолобов первым обнаружил противника и доложил по радио ведущему. Вражеские самолеты находились сзади. Емельяненко тотчас развернулся и приказал Жолобову бить ведомого ФВ-190, а сам пошел на ведущего. В ходе ожесточенной схватки Емельяненко увидел падающий, объятый пламенем самолет и решил, что сбит его ведомый младший лейтенант Жолобов. Тем временем боезапас у Емельяненко кончился, и он пошел на сближение, настиг противника и винтом своего "яка" отрезал "фоккеру" руль высоты. Вражеский истребитель свалился в беспорядочное падение. Самолет Емельяненко тоже стал падать. Но отважный летчик с этим быстро справился. Сектором газа проверил мотор. Работает, только сильно трясет. Машина управляема. Порядок! Лететь можно! Емельяненко взял курс на свою территорию, напряженно следя за воздухом: новые встречи с противником были бы теперь крайне некстати. Вдруг он заметил одиночный истребитель, и тотчас Ивана Емельяненко охватила невыразимая радость: он узнал своего ведомого. Падающий горящий самолет, оказывается, был "фокке-вульфом". Его сбил Жолобов.
Боевые друзья сели на свой аэродром. Они не только сбили два самолета, но и доставили важные разведданные.
У самолета Емельяненко одна лопасть воздушного винта оказалась отбитой на 10 см, вторая загнута, третья тоже немного отбита. Летчик был крайне возбужден, долго не мог успокоиться. Я видел, как он, доложив командиру о выполнении задания, стал закуривать. Свернуть цигарку не смог. Из-за предательского дрожания пальцев рук слетела с бумажки насыпанная махорка. Кто-то из друзей поспешил сунуть Ивану папиросу. Ее он выкурил с жадностью. Как врачу мне было ясно: летчик невредим только физически. Его нервная система перенапряжена. И не вдруг вернется он к исходному состоянию. Я пригласил его на медпункт. По дороге туда и в момент осмотра Емельяненко продолжал рассказывать о подробностях происшедшего. То было необычно радостное возбуждение: ведь закончилось все лучшим образом. Пульс у Емельяненко достигал 120 ударов в минуту. Сердце в буквальном смысле колотилось, кровяное давление повышено. А мышечная сила в руках - по динамометру - заметно снизилась. Иван Никифорович стал на весы: потери за время полета чуть больше килограмма. Вероятно, за счет пота.
