Юрий Сушко - Юрий Михайлович Сушко Я убил Степана Бандеру
Москва, ЦК КПСС. Июнь 1956
— Никита Сергеевич, в приёмной Серов Иван Александрович.
Из селектора раздалось какое-то невнятное бормотание, понятное лишь секретарю.
— Проходите, Иван Александрович. — Привставший из-за стола секретарь прямо-таки излучал волны благожелательности.
Председатель Комитета госбезопасности обладал «высшим кодом доступа» к Хрущёву.
После своего пространного доклада о критической ситуации в Венгрии, о мероприятиях, связанных с подготовкой к проведению в Москве фестиваля молодёжи и студентов, о текущей ситуации в стране и за рубежом Серов протянул Никите Сергеевичу гербовую папку с золотым тиснением «КГБ СССР».
— Что тут? — не открывая папку, поморщившись, спросил Хрущев.
— Да старому нашему знакомцу всё никак неймётся, — вздохнул Серов.
— Кого ты имеешь в виду?
— Бандеру. В Мюнхене на днях опубликован его очередной опус. Только-только спецпочтой доставили.
Хрущёв открыл папку, в которой обнаружил сдвоенный выпуск еженедельника ОУН «Шлях Перемоги» («Путь Победы»), издающийся в Западной Германии. Статья Бандеры «Сталинизм Хрущёва во внутренней политике» теснила все прочие материалы.
— Читал? — Хрущёв поднял глаза на Серова.
— Конечно, Никита Сергеевич. Как положено. — Заметив, что Хрущёв брезгливо отодвинул от себя папку, Серов тут же добавил: — Правильно, Никита Сергеевич. Не тратьте времени на эту галиматью…
— Хали-мотню, — скривился Хрущёв.
— Именно. Основные места там подчёркнуты. Хотя кто эту муть будет читать? Разве что я по долгу службы, — Серов усмехнулся, — да десяток-другой дышащих на ладан бандеровцев в этом Мюнхене.
— Ладно, Иван Александрович, оставь. У тебя всё?
Серов кивнул.
После ухода генерала Хрущёв, хмыкнув, всё же развернул поганую газету.
«…Почему промышленная продукция различных отраслей на плохо освоенных сибирских просторах должна стоить значительно меньше? Хрущёв не собирается отвечать на эти вопросы, поскольку все участники съезда КПСС знают очень хорошо, в чём дело. Но это известно и всем, кто осведомлён о большевистской системе подневольного труда… Это ставка на подневольный труд узников и ссыльных, которые советской державе и коммунистическому режиму обходятся очень дёшево…
Хрущёв и товарищи тем временем не тревожатся, уверены, что кости угробленных каторжан не поднимутся из-под гигантских ГЭС и других их строек. Именно так московские цари не боялись костей запорожцев, на которых построен Петроград. Но всё-таки наследники запорожцев из волынского полка начали своим выступлением в том же Петрограде революцию, которая похоронила царизм…
Если присмотреться к сути хрущёвских „реформ”, то сразу видно, что все они ограничиваются сохранением позиций коммунистической партии, её внутренней консолидацией, укреплением… В них нет и следа какой-либо либерализации, которая бы касалась „простого” народа, его жизненных условий и прав…»
Хрущёв аж сплюнул в сердцах: «Ну, скотина! Что же он себе позволяет?!. Эта шавка вонючая будет анализировать исторические итоги XX съезда?! Дожили!..» Он нажал клавишу громкой связи с секретарём:
— Серов уже ушёл?.. Ладно, найдите его, пусть приедет ко мне к пятнадцати часам. Или нет, лучше к семнадцати. Всё…
Весна 1957
…Отец Лемана погиб в результате несчастного случая, мама — во время бомбёжки. Бедный Йозеф долго мыкался по чужим углам, потом подался в Ренёвичи, где устроился на сахарозавод. Оттуда отправился в Люблин, работал механиком в местном таксопарке. А в 1954 году нелегально перебрался в Германию…
Богдан без устали зубрил легенду, как бы реконструируя свою мифическую память. Только мало всё выучить наизусть, нужно ещё уметь всплепую опознавать и точно описывать те места, где рос Леман. Вместе со своим куратором Богдан часами гулял по улицам, осматривал дома, которые фигурировали в легенде. Ему даже пришлось познакомиться со всей технологической цепочкой сахарного завода, где когда-то подростком трудился его «прототип». Осмотревшись в Люблине, будущий «Леман» был вынужден также побывать в Лейпциге, где некогда жила его тётушка.
По прибытии в Восточный Берлин ему довелось поработать сперва листорезом, потом диспетчером в гараже, обслуживающем советское представительство при правительстве ГДР. Потом он практиковался в качестве переводчика в ДИА — представительстве советского Министерства внутренней и внешней торговли. Работа была непыльной и оставляла достаточно времени для занятий другими вещами. Во время краткосрочных поездок во Франкфурт или Мюнхен Леман-Сташинский обслуживал «мёртвые пункты» — тайники, сам работал «почтовым ящиком»: передавал инструкции Центра, деньги законспирированным агентам, принимал от них шифровки. Однажды по поручению куратора целый день провёл неподалеку от одной военной базы западных немцев, тупо фиксируя номера всех проезжающих армейских машин.
Языковая среда активно пополняла словарный запас, плохо давались лишь некоторые диалекты, особенно саксонский, зато местные нравы, обычаи, традиции Сташинский впитывал с лёгкостью. Он оказался способным, восприимчивым учеником, понимая, что осуществляется болезненная имплантация в чужую и опасную среду. Но инструкторы не напрасно учили: ты должен быть убедительным во всём, особенно в мелочах, чтобы не попасть впросак.
Он наизусть знал цены на бензин, на продукты, сигареты, шнапс, пиво, газеты, спички, соль и сахар, где подешевле можно купить костюм, каков обычный размер чаевых. Помнил элементарные премудрости хорошего тона: на столе в ресторане нож лежит справа, вилка слева, перекладывать приборы без необходимости не следует, не чавкать, пользоваться салфетками. В ватерклозетах не газетой пользоваться, а исключительно туалетной бумагой. Сидя за рулём, уступать дорогу пешеходам.
Порой практические уроки оперативной работы напоминали ему забавные детские игры: тайники, явки, пароли. Наставники подсказывали, как обнаружить слежку, как самому уходить от наблюдения. Делали замечания, отмечая промахи: так никуда не годится, всё слишком явно, лишний раз не оборачивайся, лишний раз не ускоряй походку, не показывай, что заметил наружку, думай, как аргументированно остановиться перед витриной или киноафишей…
Сташинский без проблем сходился с людьми, легко завязывал знакомства с девушками. И в общем-то не жалел о сделанном когда-то и кем-то для него профессиональном выборе. При этом понимал, что освободиться от данных прежде обязательств невозможно.
К очередной поездке в Германию весной 1957 года сотрудника 13-го секретного отдела 1-го Главного развед-управления КГБ СССР Лемана-Мороза-Сташинского готовили с особой тщательностью. Предупредили, что новые документы он получит уже на месте.
