Герман Гискес - Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы
В течение нескольких дней и ночей после ареста я часами диктовал свои показания криминал-секретарю Бауэру. Суть этих россказней можно обрисовать в нескольких словах. Я утверждал, что в ночь на Новый, 1941 год меня высадили с торпедного катера на побережье в Нордвейке, после чего по заданию голландской разведки, полученному мной в Англии, я встретился в амстердамском кафе с неизвестным человеком, которого больше никогда не видел. В его задачу входило передать мне сообщения для отправки по радио. Таким образом я добился своей цели – сохранить в тайне имя моего начальника в Англии и связных в Голландии. Судя по всему, мои показания, полные интересных подробностей, произвели на немцев хорошее впечатление. Впрочем, Бауэр три недели спустя вернулся и обвинил меня в том, что «все это ложь».
Теперь я должен сказать несколько слов о той подготовке, которую получали в Англии будущие агенты, чтобы читателю было легче разобраться в последующих событиях.
В Англии имелось немало школ по подготовке агентов. Каждый потенциальный агент должен был пройти через несколько подобных заведений, чтобы полностью ознакомиться со всеми сторонами своей профессии, а затем получал специальную подготовку. Из-за нехватки времени обучаться во всех этих школах не было ни возможности, ни особой необходимости. Но одна из школ была обязательной для всех. Я говорю о Школе безопасности, где обучали тому, как защитить себя, свои шифры, организацию и т. д. В противоположность другим школам, где инструкторами в основном служили офицеры британской армии, с методами секретной службы нас знакомили люди, в прошлом сами какое-то время работавшие агентами. Естественно, на занятиях заходила речь о том, что случится, если агент попадет в плен к врагу, что именно в подобном случае враг постарается узнать в первую очередь, какими методами он воспользуется, чтобы добыть желаемую информацию, и как агент должен себя вести.
Главный инструктор изложил вражескую тактику следующим образом. В первую очередь враг постарается завладеть шифром. Он начнет дружескую беседу, будет гуманно обращаться с пленником и щедро давать обещания, затем перейдет к угрозам, а потом и к пыткам. При этом инструктор отмечал, что, даже если агент полон решимости не выдавать шифр, в распоряжении гестапо имеются такие средства, которые сломают сопротивление даже самого стойкого человека. В итоге враг не только получит шифр со всеми вытекающими последствиями, но и сломленный агент выдаст куда более важные сведения, такие, как личные контакты и опознавательные знаки. Опознавательный знак – единственная возможность сообщить в Англию о своем аресте, поэтому его нельзя выдавать ни при каких обстоятельствах. Следовательно, мы должны всячески избегать допроса третьей степени и, не дожидаясь его, выдать шифр, подчинившись непреодолимой силе.
Узнав шифр, враг попытается начать ответную игру на передатчике и заручиться нашим сотрудничеством, чтобы повысить шансы на успех. Иными словами, нас попытаются «перевербовать» и использовать передатчик в своих интересах.
Главный инструктор дал нам понять, что, хотя, разумеется, честь не позволит нам идти на соглашение со врагом, подобное поведение окажется не сколько похвальным, сколько неразумным. Пока врагу неизвестен опознавательный знак, шансы на успех радиоигры у него нулевые. Он попытается начать радиоигру и без нашего содействия. Если же мы сделаем вид, что согласны помочь, то враг проникнется к нам известным доверием и у нас появится возможность совершить попытку к бегству.
Подобное развитие событий не слишком желательно. Верховное командование союзников в первую очередь заинтересовано в установлении радиоконтактов со врагом, которые бы не внушали никаких подозрений, но это произойдет лишь в том случае, если у врага создастся ложное впечатление, что радист полностью «перевербован».
После ареста я убедился в верности слов инструктора. Шифр у меня начали выпытывать еще на Фаренгейтстрат. Гейнрихс упоминал многие подробности применявшейся мной системы шифровки и заявил, что и без моей помощи может расшифровать найденные при мне сообщения. Он утверждал, что хочет дать мне возможность спасти шкуру, если я добровольно выдам шифр, и прибавил, что тем самым я избавлю его от многих хлопот. Я счел разумным пойти навстречу этому предложению и пообещал, что выполню его просьбу, если ему удастся расшифровать одно из трех найденных при мне сообщений. К моему удивлению, он немедленно согласился, сел за стол, сделал вид, что полностью погружен в свой «пасьянс», и минут через двадцать с торжеством объявил: «Крейсер «Принц Евгений» стоит в Схидаме – верно?» Одно из сообщений действительно читалось именно таким образом!
Откровенно признаюсь, что этот сюрприз полностью застал меня врасплох. Лишь позже мне стало известно, что донесение исходило от самого Гискеса, который скормил мне эту информацию через Риддерхофа и ван ден Берга только для того, чтобы у меня наверняка имелся материал для передачи в ту пятницу. После того как текст сообщения был использован, чтобы взломать мой шифр, мне пришлось сдержать слово и добровольно выдать сам шифр. Однако враг не подозревал, что я делаю это с одобрения начальства.
Уверенность не покидала меня в первые несколько дней после ареста. Фактически она была так велика, что мне с трудом удавалось играть роль человека, совершенно оглушенного свалившимся на него несчастьем. Этому способствовала и убежденность в том, что Таконис мне поможет при условии, что ему удастся ускользнуть от врага. Господин Наккен, у которого я жил в Гааге, ходил на свободе. В соответствии с нашей договоренностью он должен был предупредить Тейса (Такониса). Поскольку ЗИПО вроде бы поверило моему рассказу, у меня не было особых оснований беспокоиться за него.
Однако моей самоуверенности был нанесен жестокий удар, когда через три дня после ареста я увидел, как в комнату, где меня допрашивали, ввели в наручниках двух моих друзей – Тейса-Такониса и Япа ван Дейка, – тем более что я никак не мог объяснить себе их арест.
К этому удару прибавился еще один, когда Гискес, уходя, неожиданно спросил:
– Ну, сколько вы еще ошибок сделаете?
Это произошло после того, как я уже расшифровал три найденных при мне сообщения и попросил сутки на то, чтобы подумать и принять решение по поводу его предложения о дальнейшем сотрудничестве.
Я знал, что враг прекрасно знаком с применявшейся нами системой шифровки. После пройденной в Англии подготовки это меня не удивляло, и поэтому я не был особенно поражен, когда Гискес дал мне понять, что знает – у меня должен иметься какой-нибудь опознавательный знак. Подобного банального вопроса следовало ожидать от специалиста по контрразведке. Но мое сердце на мгновение замерло, поскольку мне показалось – мой опознавательный знак ему известен.
