Вернер Мазер - Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность
Очень поучительно то, что говорили о нем на Нюрнбергском процессе люди, которые были его полководцами, советниками и министрами и окончили жизнь на виселице. Для большей наглядности процитируем их по очереди:
Карл Дениц (адмирал, командующий военно-морскими силами рейха):
«Это была выдающаяся личность… обладавшая невероятным умом и энергией, почти универсальным образованием, сильной натурой и даром убеждения. Я сознательно посещал его штаб-квартиру лишь изредка, потому что чувствовал, что таким образом могу лучше сохранить свои силы… так как после нескольких дней… пребывания там у меня появлялось чувство, что мне необходимо избавляться от исходящего от него внушения». «Фюрер принципиально не признавал… никаких общих совещаний».
Ганс Франк (рейхсминистр и генерал-губернатор Польши):
«Он испытывал внутреннюю неприязнь к юристам. Это была одна из главных отрицательных сторон этого великого человека. Он не хотел признавать никакой формальной ответственности. Это относится, к сожалению, и к его политике… Для него каждый юрист был фактором помехи».
Вальтер Функ (президент Рейхсбанка):
«Он произвел на меня (при первой встрече. — Прим. автора) впечатление исключительной личности. Он моментально схватывал на лету все проблемы и умел очень выразительно и красноречиво объяснить их».
Герман Геринг (рейхсмаршал):
«Спустя некоторое время, когда я ближе познакомился с личностью фюрера, я подал ему руку и сказал: "Я связываю с вами свою судьбу в радости и горе… в хорошие и плохие времена… и я не предам вас"».
«Динамичная личность фюрера не терпела непрошеных советов, и необходимо было быть близким ему человеком или иметь на него очень большое влияние, как это было в случае со мной в течение многих лет… Он быстро заканчивал любые совещания, если сам уже принял решение… Он не допускал, чтобы советники приобретали слишком большое влияние на него или занимали слишком влиятельную позицию». «Внешняя политика была исключительной прерогативой фюрера… Внешняя политика, с одной стороны, и управление вермахтом, с другой стороны, вызывали у него наибольший интерес и занимали большую часть его рабочего времени». «Он всячески пытался войти здесь в малейшие детали». «В некоторых случаях он приказывал… представить ему материалы, причем эксперты не знали точно, по какой причине. В других случаях он рассказывал советникам о своих планах и затем получал от них материалы и оценки. Решения он всегда принимал сам».
«…По моему мнению, фюрер не был осведомлен о деталях деятельности концентрационных лагерей… о жестокостях. Во всяком случае, насколько я его знаю, это было так…»
Альфред Йодль (генерал-полковник, начальник штаба вермахта):
«Гитлер был вождем и личностью невероятного масштаба. Его знания и ум, его ораторские способности и воля в конечном итоге одерживали верх в любом споре. В нем странным образом сочетались логика и трезвость мышления, скепсис и безудержная фантазия, которая очень часто предугадывала грядущие события, но очень часто приводила и к заблуждениям. Я прямо-таки восхищался им, когда он зимой 1941 — 42 гг. своей верой и энергией остановил пошатнувшийся Восточный фронт…»
«Его жизнь в ставке состояла только из долга и работы. Мне импонировала скромность его жизни». «В 1933 — 38 гг. Гитлер был не шарлатаном, а гигантской личностью, которая в конечном счете приобрела зловещую величину, но все же он в то время был велик… Это грандиозная личность… хотя и с некоторыми оговорками». «…Мое влияние на фюрера было далеко не таким сильным, как это можно было предположить и как-должно было бы быть в соответствии с занимаемым мною постом. Причина заключается в невероятном величии этого человека, который вообще не переносил советчиков».
Вильгельм Кейтель (генерал-фельдмаршал):
«Гитлер просто с невероятной интенсивностью изучал труды Генерального штаба, военную литературу, тактические, оперативные и стратегические материалы. Его познания в военной области были поразительны. Он был настолько осведомлен в организации, вооружении, вопросах управления и снабжения всех армий и флотов мира, что было невозможно уличить его хотя бы в одной ошибке. Он учился даже во время войны ночами по трудам Мольтке, Шлиффена и Клаузевица… Поэтому у нас сложилось впечатление: на такое способен только гений». Даже «по относительно простым повседневным вопросам организации и снабжения вермахта и другим сопутствующим проблемам» я был «учеником… а не учителем». «Когда решение было принято, он не терпел никаких возражений и постороннего влияния. Начиная с 1938 г. ни одно важное решение не было принято им коллегиально или в результате обсуждения. У Гитлера была привычка беседовать с каждым руководителем отдельного направления, как правило, наедине. Общие совещания, на которых принимались решения, выражались в конечном итоге в раздаче приказов, а не в их обсуждении»».
Альберт Кессельринг (генерал-фельдмаршал):
«Приказы принципиального характера исходили только от одного лица — Адольфа Гитлера. Остальные были только исполнительными органами».
Эрхард Мильх (генерал-фельдмаршал):
«Ненормальность в его поведении была не настолько заметна, чтобы можно было сказать: этот человек не в себе, он душевнобольной. Да ненормальность и не должна так ярко проявляться, часто она остается скрытой от масс и даже от близких людей. Я полагаю, что на этот вопрос врач ответит лучше, чем я».
Константин фон Нейрат (министр иностранных дел рейха с 1932 по 1938 г., протектор Чехии с 1939 по 1941 г.):
«Я уже тогда понял, что Гитлер не может терпеть никаких возражений и не воспринимает чужих точек зрения, если это происходит в кругу большого числа людей, потому что у него в этом случае постоянно возникал комплекс, что он якобы противостоит оппозиции, против которой надо обороняться. Совсем по-другому было, когда беседа происходила наедине. Он тогда, во всяком случае в первые годы, откликался на разумные аргументы и от него можно было добиться многого в плане смягчения, ослабления радикальных мер».
Эрих Редер (адмирал, командующий военно-морскими силами рейха):
«Гитлер говорил… очень много, далеко отвлекался от темы… в каждой речи он преследовал прежде всего одну определенную цель в зависимости от круга слушателей. Будучи мастером диалектики, он был также и мастером блефа. В зависимости от поставленной цели он мог пользоваться сильными выражениями, очень большую роль отводил своей фантазии. В одной речи он часто противоречил тому, что говорил в предыдущей. Никогда нельзя было понять, каковы его цели и планы… Речь никогда не шла о совещании, а только об отдании приказов без дискуссий».
