Филипп Бобков - Последние двадцать лет: Записки начальника политической контрразведки
День был погожий, но холодный. Термометр показывал около 12 градусов мороза, временами порхал снежок, но это не мешало многим на трибунах стоять, сняв головные уборы. Особенно жалко было смотреть на стоявшего на Мавзолее Ракоши. Его открытая лысая голова не могла не вызвать сочувствия. Рядом стояли Выл-ко Червенков, Климент Готвальд, Болеслав Берут. К сожалению, Готвальд и простыл в тот день, получил воспаление легких, и спасти его не удалось. Он умер через неделю.
Прошел митинг. Выступили Хрущев, Молотов, Маленков, Берия. Затем руководители партий и социалистических государств спустились с Мавзолея и внесли саркофаг в Мавзолей В. И. Ленина, на котором уже к этому времени появилась и надпись: «Сталин».
После все члены Президиума ЦК КПСС и с ними Чжоу Энь-лай ушли в Кремль, а остальные сгруппировались около центрального входа в Мавзолей. Туда же потянулись и с трибун делегации соцстран. Среди них были и мы с Мухиным. Неожиданно мы оказались почти у входа в мавзолей, неподалеку от Червенкова и Готвальда. К ним же подошел К. Рокоссовский.
Трудно передать наши переживания и ощущение чувств, нас обуреваемых.
Постояв минут двадцать, все направились в Мавзолей. Пошли и мы. Мне памятно это посещение до деталей. Войдя в первое помещение, перед ступенями лестницы, в темном углу справа стоял Отто Гротеволь, на груди его рыдала супруга, маленькая женщина в сравнении и рослым Гротеволем, а рядом, положив руки и голову ему на плечо, плакала Долоресс Иббарурри. Вся в черном, с открытой седой головой, она убивалась, не скрывая горя.
Саркофаг стоял напротив гроба В.И. Ленина у лестницы, по которой шел люд. Проходя мимо, можно было остановиться и посмотреть на Сталина через стекло. Лицо перед глазами. Оно осталось в памяти, не тронутое смертной тенью.
Возвратившись с похорон на службу, мне было о чем поведать собравшимся сослуживцам.
Мне приходилось видеть Сталина и в жизни, но не так близко. Это было на торжественных собраниях в Большом театре, на демонстрациях на Красной площади, на спортивных парадах и один раз на похоронах А.А. Жданова на Красной площади, у Мавзолея.
Но не об этом речь. Просто мне показалось нелишним привести здесь свидетельство очевидца тех похорон.
Что было в Тбилиси 5—10 марта 1956 года
С той поры прошло пятьдесят лет. Через три года после смерти И.В. Сталина состоялся XX съезд КПСС. Проходил он под знаком преемственности прошлого. Выступающие не подвергали его ревизии, заботились о дальнейшем развитии страны. Пути экономического развития еще задолго до съезда довольно убедительно изложил Г.М. Маленков на V сессии Верховного Совета СССР, став Председателем Совета Министров. Обширную программу улучшения дел в сельском хозяйстве доложил пленуму ЦК КПСС в сентябре 1953 года первый секретарь ЦК Н.С. Хрущев.
Под этим углом зрения проходил и XX съезд. Выступающие думали и излагали заботу о будущем государства, об укреплении основ социализма.
Но закрытие съезда завершилось неожиданным докладом. Н.С. Хрущева о необходимости борьбы с культом личности И.В. Сталина и ликвидации его последствий.
Время выступления докладчик определил правильно: после избрания нового состава ЦК и его руководителей.
До этого Хрущеву нельзя было выступать с таким докладом, так как съезд мог среагировать на доклад по-иному. Обсуждение культа И.В. Сталина на съезде прошло бы с тяжелыми последствиями и даже возможным расколом партии. Тем более что виновником репрессий был не один Сталин. Немалую роль в них сыграли и многие делегаты XX съезда, в том числе и докладчик.
Важнейшим выводом из доклада являлась необходимость восстановления законности в стране, укрепление социалистического правопорядка. Это был важный и актуальный шаг. Он позволял привлечь широкие круги населения и общественности к активному участию в укреплении общественно-политического строя в стране, веры в проводимую партией политику. Это имело значение еще и потому, что в живых тогда еще оставалось не малое число жертв, необоснованных и фальсифицированных репрессий, их детей и родственников.
Сказать здесь хочу не о докладе, а об атмосфере после того, как он был сделан. Явной ошибкой стало то, что его содержание долгое время скрывалось и страна знала о нем по рассказам и комментариям делегатов съезда в интерпретации их личного понимания, сказанного Н.С. Хрущевым. Общественность жила слухами, сплетнями, домыслами.
Читать доклад на закрытых партийных собраниях позволили лишь летом 1956 года.
В такой обстановке непросто было ориентироваться даже тем, кто поддерживал содержание доклада. В партии же наступил молчаливый раскол. И не потому, что были противники пресечения произвола, а потому, что «борьба с культом» приняла подковерный характер. По линии ЦК не было глубоко продуманной разъяснительной пропагандистской работы. К тому же рос культ новой личности, правда, в условиях «оттепели».
Такая обстановка вела к зарождению оппозиционных советскому строю сил различной направленности, как «борцов с культом», так и защитников Сталина.
К сожалению, отсутствие четкой программы действий, вытекавших из доклада Н.С. Хрущева, демобилизовывало актив партии, но способствовало усилению сил, направленных на разрушение советского конституционного строя, спекулируя к тому, что это детище сталинского времени.
Но все это потом.
А вот примером того, что случилось из-за незнания, как вести себя после доклада о культе Сталина, неподготовленности к этому даже руководителей партийных органов являются события в Тбилиси в марте 1956 года.
Ежегодно после смерти И.В. Сталина 5 марта к его огромному монументу, воздвигнутому еще при жизни вождя в Парке на берегу реки Куры, шли массы людей, возлагали венки, пели «Сулико» и «Ласточку», отдавая почет памяти национальному герою Грузии. Так было в 1954 и в 1955 годах. К этому готовились и в 1956-м. Но доклад. Его искаженное содержание широко распространилось в городе. Он понимался многими главным образом как оскорбление личности Сталина. Это подняло волну защиты Сталина, особенно среди студенчества. Подогрелись события и командой ЦК Компартии Грузии, запретившей изготовление и продажу венков для возложения к монументу Сталина. Студенты стали заказывать венки на имя «дяди Вано», «дедушки Серго», «бабушки Маквеллы», а затем менять имена на «И.В. Сталину». Вузы забурлили. Разъяснять решения съезда никто не мог, так как на местах доклада не знали, а если и знали, то не знали, как вести себя. Но годовщину смерти Сталина отмечать не могли. Молчала и Москва. Даже приехавший в Тбилиси первый секретарь ЦК ВЛКСМ А.Н. Шелепин для участия в конференции грузинского комсомола молчал и к студентам не пошел. Понятно, что и он не знал, как вести себя.
