Филипп Бобков - Последние двадцать лет: Записки начальника политической контрразведки
Состоялся он в сентябре в Троице-Сергиевой лавре. Патриархом был избран Сергий. Это было воспринято с большим одобрением в массах населения, и даже мы, юнцы, далекие от Церкви, с интересом наблюдали процесс возрождения храмов, доброго отношения к священникам, растущего уважения к авторитету митрополитов Алексия, много сделавшего в годы блокады Ленинграда, Крутицкого и Коломенского Николая и других. Некоторые сведения по этой теме можно найти в книге Павла Судоплатова, известного чекиста, руководившего в годы войны разведывательной работой на оккупированной территории. В частности, рассказывая об операциях «Монастырь» и «Послушник», он говорит: «…Мы в то же время успешно противостояли попыткам псковских церковников, сотрудничавших с немцами, присвоить себе полномочия по руководству приходами русской православной церкви на оккупированной территории». (Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М., 2003. ОЛМА-ПРЕСС. С. 252.)
Спокойно относились к верующим и на фронте. Надо сказать, что у многих солдат и офицеров нередко среди документов хранились записки с молитвами. Также такие записки хранились и в партийных, и в комсомольских билетах. Погибших никто за такое хранение не осуждал.
В итоге скажу: Церковь внесла немалую и важную лепту в нашу победу.
Правда, рассказ об иконе, якобы поднятой на самолете над Москвой во время битвы за столицу, должен жить, но не как исторический факт.
СЕРГИЙ (до пострижения в монахи в 1890 г. — Иван Николаевич Страгородский; 1867–1944) — Патриарх Московский и всея Руси (с сентября 1943 г.). С 1934 г. митрополит Московский и Коломенский, одновременно в 1937–1943 гг. Патриарший Местоблюститель, возглавлявший Русскую Православную Церковь. 22 июня 1941 г. обратился с посланием к духовенству и верующим с призывом помогать в защите Родины. Всего за годы войны было 23 таких послания. Руководил работой Церкви по сбору средств в Фонд обороны.
АЛЕКСИЙ (Симанский Сергей Владимирович; 1877–1970) — Патриарх Московский и всея Руси с 1945 г. В 1899 г. окончил юридический факультет Московского университета. Служил в гренадерском полку. В 1900–1904 гг. учился в духовной академии в Москве. С1902 г. монах. С 1913 г. епископ Тихвинский. С 1932 г. митрополит Новгородский. С 1933 г. митрополит Ленинградский. В 1943–1945 гг. митрополит Ленинградский и Новгородский. Участник деятельности Церкви по сбору средств в Фонд обороны и борьбы за мир.
Похороны Сталина
После долгих раздумий все-таки решил написать о виденном в дни похорон И. В. Сталина: только фактуру без оценок и пристрастий.
В последний год жизни Сталина в Министерстве государственной безопасности активно работали над созданием Главного разведывательного управления, в состав которого должны были войти основные оперативные подразделения разведки и контрразведки.
К марту 1953 года оно было практически создано. Ожидалось лишь юридическое закрепление. И в это время Сталина сразила болезнь. Публикуемые о ней бюллетени спасения не предвещали, чувствовалось ожидание худшего и беспокойство о будущем.
5 марта близко стоявший к медицине начальник отдела В. Иванов, возвращаясь с доклада от начальника Управления, зашел в мой кабинет и сообщил нам (нас было человек пять) о том, что Иосиф Виссарионович скончался. Это было около пяти часов вечера. До официального сообщения было еще далеко.
Спустя какое-то время пошел к своему начальнику отдела в намечавшемся ГРУ полковнику Николаю Патракееву. Он уже тоже знал о случившемся. Вдвоем мы говорили о многом, расходиться не хотелось, о делах не думалось. В отличие от обычных дней в кабинете тишина. Телефоны молчат, люди не заходят. Текли воспоминания.
Где-то в районе полуночи раздался телефонный звонок. Звонивший высказал Патракееву тревогу в связи с утечкой информации о кончине вождя. Ему стало известным сообщение об этом московского корреспондента «Ассошиэйдет пресс». Звонок в службу охраны Колонного зала сразу же внес ясность. Уже час как на фасаде Колонного зала и соседних домах (Госплан, гостиница «Москва») стали вывешивать траурные флаги. Так, мир узнал о случившемся, хотя до официального правительственного сообщения оставалось еще несколько часов. Оно прозвучало в шесть часов утра 6 марта.
Мы же оставались вдвоем с Патракеевым. И не зря. Около часу ночи позвонил его друг, один из руководителей Управления охраны правительства, и пригласил его в Колонный зал, где шла подготовка к установлению саркофага с телом Сталина. Утром начиналось прощание.
Патракеев взял с собой и меня. Почти бегом добрались до Колонного зала и, войдя в него, увидели уже установленный гроб и лежащего в нем Иосифа Виссарионовича. Служители обкладывали его венками и цветами, наводили порядок в пустом зале. Людей, кроме охраны, практически в зале не было. Стояли лишь две-три изолированные группы человек по 10–15, перекидывавшиеся отдельными фразами. Более близкой к гробу стояла группа членов Политбюро, скорее — похоронная комиссия. В центре ее находился единственно рыдающий в голос Н.С. Хрущев и грустно молчавшие В.М. Молотов, Г.М. Маленков, А.И. Микоян, Л.П. Берия и чуть в стороне Л.М. Каганович. Может быть, еще кто-то, но наше внимание было приковано к почившему вождю.
О чувствах трудно писать. Побыв там около часа, мы молча вышли из зала и разошлись по домам.
Помню лишь фразу Патракеева при прощании: «Жалко Хрущева, его переживаний. Он даже рыданий не может удержать, подобно грузинской плакальщице».
В последующие дни мне еще дважды была возможность побывать в Колонном зале, прощаясь с И.В. Сталиным, — 7 марта в составе делегации членов Парткома № 1 МГБ СССР и 8 марта с комсомольским активом госбезопасности.
8 памяти сохранилось тяжелое чувство прощания и нескрываемая скорбь и слезы людей, шедших через Колонный зал непрерывным многорядным потоком.
Совершенно неожиданно 8 марта мне позвонил мой хороший товарищ Михаил Иванович Гришунов, начальник отдела Управления правительственной охраны, и сказал о возможности дать мне и моему другу Михаилу Борисовичу Мухину пропуска на Красную площадь, на похороны Сталина. Мне дорого это внимание до сего дня.
9 марта мы пошли на площадь и оказались на правой трибуне, третьей от Мавзолея, среди делегации из стран народной демократии. Мы, в частности, попали в окружение польской делегации. Вскоре после нашего прихода к делегации подошел сопровождаемый приветствовавшими его людьми маршал Рокоссовский в форме маршала Польши. Это был его первый, как говорили, выход из госпиталя после ранения в Кракове, где в него стреляли террористы. Маршал был бледен, но весьма общителен, тепло откликаясь на приветствия, а поток желающих подойти к нему, пожать руку или сказать приветливые слова не прекращался вплоть до появления на площади лафета с саркофагом покойного.
