Геннадий Тоболяк - Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят!
«Что бы могли означать эти слова?» – размышлял я после очередного посещения кандагарского военного госпиталя, куда был помещен «Чабан».
Распадающееся тело «Чабана» издавало отвратительный запах гнили, и все, кто входил в палату, где лежал больной, старались долго не задерживаться там и поскорее уйти под любым предлогом, чтобы не дышать гнилью.
«Чабан» потерял всякую надежду на жизнь, лишь повторял слова: «Ворон», «Басмач», «Мулла».
– Бредит? – спросил я лечащего врача госпиталя.
– Не похоже, что бредит! – ответил он. – Пульс в норме. Жар начал спадать. В его словах что-то есть реальное и загадочное, но что? Этого мы пока не знаем, а он не может объяснить, что значат эти слова.
– Скажите, доктор, кто кроме меня посещает больного?
– Посетителей мало. Этот больной не приносит нам много хлопот, как другие, числом посетителей, если бы не отвратительный запах, идущий от рваных ран, но я полагаю, что постепенно этот запах сойдет на нет, как только раны начнут подсыхать. А насчет посетителей должен заметить, что только вчера в госпиталь зашли под вечер три молодых человека, хотели попроведать своего товарища, но он был выписан накануне. Чтобы пакет с колбасой и сыром не пропал, они оставила его этому больному, сказали: «Не нести же домой обратно. Пусть этот бедолага съест и, даст бог, поправится!»
Мне показалось, – продолжал доктор, – что такой жест молодых людей не уместен, тем более что сейчас в Кандагаре не так-то просто купить сыр или колбасу, а если удастся купить, то за очень большие деньги, народ ест кошек, собак, а тут такой широкий жест. Когда незнакомые люди ушли, я вспомнил, какое большое внимание вы уделяете больному, решил дать маленький кусочек колбасы собаке, она съела и на моих глазах сдохла. Так что, товарищ полковник, ваш клиент кому-то не дает покоя и, по-видимому, очень мешает спокойно жить. Эти люди не оставляют его без внимания даже в госпитале.
– Как выглядят эти трое?
– Все трое веселые, улыбчивые, лет по 25, не больше. У одного из них я заметил на запястье правой руки незначительный шрам. К сожалению, товарищ полковник, это, пожалуй, все, что я могу сказать, – заявил доктор и добавил: – Но если бы кто показал фотографии этих людей, я смог бы их опознать.
Назавтра «Чабан» почувствовал себя плохо. Он метался в предсмертных судорогах, и чтобы хоть как-то облегчить участь умирающего, я пригласил в госпиталь местного муллу, молодого, красивого человека.
«Чабан» тяжело дышал, однако был в своем уме, крепился, хотя с трудом открывал глаза, и, когда увидел перед собой муллу, пришедшего к умирающему, чтобы снять грехи, почувствовал душевное облегчение. «Чабан» жутко закричал, что с ним никогда не случалось. Глаза налились кровью, он приподнялся на руках от подушки и схватил из последних сил муллу за одежду, затем за бороду, оказавшуюся приклеенной, и оторвал ее, потерял сознание, еле слышно прошептал: «Это «Мулла», нет только «Ворона» и «Басмача».
Через час «Чабан» скончался. Надежды не оправдались, что «Чабан» поправится. Служба государственной безопасности – ХАД держала в своих руках нити глубоко законспирированной организации «стражи ислама», самой кровавой и решительной из всех организаций Афганистана на моей памяти.
Мнимый мулла оказался одним из руководителей басмаческого подполья, его совершенно секретного крыла «стражи ислама». Мулла по приказу руководства приводил в исполнение приговоры подпольного комитета кандагарского подполья, убивал и расстреливал неугодных людей, проделывал это жестоко, быстро, умело, не привлекая к своей особе никакого внимания.
В ХАДе муллу быстро разговорили, он дал ряд ценных показаний, но руководство ХАДа, кажется, недооценило фанатизм «стражей ислама». Оставленный на ночь в одиночной камере и прикованный цепью к стене, мулла нашел в себе силы и разбил голову о тюремную стену. Под утро его нашли мертвым.
Другой арестованный, на которого показал мулла, имел подпольную кличку «Ворон». От него ХАДу ничего не удалось узнать. Кто-то в ХАДе передал «Ворону» нож, и «Ворон» вскрыл себе вены и умер в собственной крови.
Приходилось тщательно беречь арестованных террористов из секретного крыла «стражи ислама», чтобы они уходили из жизни не раньше положенного срока.
Ни «Мулла», ни «Ворон» ничего не сказали, кто такой «Басмач». Приходилось строить догадки, фотографировать молодых людей, попавших под подозрение, и их фотографии показывать доктору, который лечил «Чабана» и видел троих террористов, запомнил их внешность, но всякий раз доктор говорил, что на фотографии запечатлен не тот человек, которого он видел однажды.
Террор, как и проституция, это известные составляющие любого режима, причем самые неуважаемые, но так необходимые в любом обществе. Террористами, как правило, становились люди риска, готовые идти ва-банк и достигать цели любой ценой. И если террорист, кроме всего прочего, обладает еще и привлекательной внешностью, ему нет цены, он стоит целой армии.
Террористами часто бывают люди, имеющие проблемы с местным законодательством, и чтобы выбиться в люди, они берут в руки оружие и стреляют, защищают свою честь или зарабатывают деньги, убивая по заказу.
Мне так и не удалось что-либо узнать после смерти «Чабана», что могло означать слово «Басмач», которое повторял много раз перед смертью «Чабан». Вполне возможно, что он называл басмачами «Муллу» и «Ворона» и под кличкой «Басмач» никто не скрывается. Доказано, что «Чабана» пытали двое: «Мулла» и «Ворон», от пыток и издевательств он и скончался. Может быть, был еще кто-то третий, но личность этого третьего не удалось установить.
«Мулла», «Ворон», «Зурап» и другие – это продукты своего времени и своей эпохи, как и упомянутый француз Видок. Их разделяют века и десятилетия, но они существуют всегда и при любых режимах являются реальными персонажами, а не вымышленными героями. По внешнему виду их невозможно заподозрить в чем-то плохом, что они живут двойной жизнью и моралью, но, находясь постоянно под прицелом закона, они считают каждый прожитый день заслугой Бога и радуются, как малые дети, новому дню, что на свободе и живы, а не в застенках тюремной камеры.
Однако наступает развязка, и участь каждого одна и та же, трагична, как падение на дно пропасти Кабры, откуда нельзя выбраться живым и невредимым. Всех этих людей объединяет родство душ, ненасытное тщеславие, эгоизм и презренная зависть Иуды.
Благодаря ряду конкретных мер, предпринятых оперативной группой, в Кандагаре были уничтожены очаги подпольного сопротивления частям 40-й армии, арестованы и убиты опытные террористы, которые держали Кандагар в каком-то оцепенении и хаосе. Местные жители Кандагара не могли понять, что произошло в городе, разводили только руками, говорили друг другу: «Даже не верится, что в Кандагаре может быть так тихо и спокойно, как при монархе, не слышно выстрелов по ночам и омерзительных криков: «Караул убивают!», словно война кончилась и настал долгожданный мир».
