Георгий Жженов - Прожитое
Мой учитель, Сергей Аполлинариевич Герасимов, почетный гость юбилея, встретив меня позже за кулисами, сделал комплимент: «Ну ты просто златоуст, Жора! Не ожидал… Красиво выступил, молодец!»
К сожалению, этим поздравлением и закончилась для меня радостная часть юбилейного вечера. Дальше следовали сплошные огорчения.
Выполнив свой профессиональный долг, размягченный и довольный успехом, я сидел в закулисном буфете за рюмкой коньяку и чашечкой кофе, курил сигарету и ждал окончания концерта… Тут меня и поймал мой «злой гений» Котэ Махарадзе.
— Георгий, все было прекрасно! Огромное тебе спасибо. Чувствуешь, как грузины хорошо тебя приняли! — Он расцеловал меня и продолжал: — Просьба к тебе, Георгий! Сделай доброе дело, постой у Вечного огня, пожалуйста! Понимаешь, сейчас начнется торжественный реквием по умершим грузинским актерам, снимавшимся в кино. Зажгут Вечный огонь на сцене, по обеим сторонам которого по стойке «смирно» встанут два актера — русский и грузин. Русский актер — ты, грузин — Отари Коберидзе! А на пяти огромных экранах в это время будут демонстрироваться фрагменты из фильмов, в которых эти артисты снимались… Представляешь, как будет красиво и торжественно!
Я сказал:
— Котэ! Я же не присутствовал ни на одной репетиции. Я не видел концерта. Я не представляю себе, что это такое — Вечный огонь… Когда и куда надо встать? Я как слепой в лесу! Смотри, Котэ, ты рискуешь… Я могу сорвать всю торжественность момента.
Котэ возразил:
— Тебе, Георгий, ничего и не надо знать! Отари в темноте выведет тебя на сцену и поставит где следует. Твое дело стоять смирно на протяжении всего номера… Когда реквием окончится, Отари уведет тебя обратно за кулисы. Все очень просто, Георгий… Ну пожалуйста!
Я согласился.
Когда подошла очередь реквиема и погас свет, Отари взял меня за руку и повел на сцену. Поставив где надо, он занял свое место… Вспыхнул Вечный огонь.
Поначалу все шло торжественно. Притихли зрители. Стрекотали проекционные киноаппараты…. Из кинобудки в направлении сцены темноту пронзали шевелящиеся лучи света, неся на экраны изображение. Тихо и торжественно звучала печальная музыка. И вдруг случилось невообразимое!.. Зал взорвался криками восторга, аплодисментами! Люди буквально неистовствовали. Я ничего не мог понять. Что происходило на экранах за моей спиной? Почему вдруг такой восторг в зале? Нарушить стойку «смирно» и повернуться к экранам я не решился. Так и простоял в недоумении, пока не кончился номер реквиема. За кулисами я спросил Отари, что происходило на экранах. В чем причина такого «шабаша» зрителей?
— На экранах покойный артист Геловани изображал генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина в фильме Чиаурели «Падение Берлина», — сказал Отари.
Я опешил. Ничего себе! Этого мне только и не хватало… Ай-ай-ай! Это что же получается? Выходит, я добровольно участвовал в торжественных поминках по преступнику, загубившему миллионы человеческих жизней… и мою в том числе?! Я — жертва — стоял по стойке «смирно» у Вечного огня своему же палачу?! Ничего себе реквием, пропади он пропадом! Гори он вечным огнем… В самом страшном сне такого не увидишь… Любой фильм ужасов — рождественская сказка по сравнению с этим.
Забавную шутку сыграл со мной Котэ Махарадзе, ничего не скажешь. Я понимаю, он мог и не знать всех гулаговских зигзагов моей судьбы (тогда на подобные темы предпочитали не распространяться), но легче мне от этого все равно не стало… Так или иначе, и ежу понятно, что Геловани лишь предлог, а поминали-то Сталина! И восторг зрителей относился уж никак не к Геловани… В общем, настроение безнадежно рухнуло, вечер был испорчен начисто; расстроенный и обозленный, я отправился в буфет искать утешения там.
Вскоре закончился и концерт. Буфет постепенно заполнялся участниками вечера. Заскочил туда и мой добрый знакомый — Гиви Зардиашвили, один из работников дирекции Дворца спорта. Увидев меня, он обрадовался:
— Тебя-то я и ищу, Георгий! Кончай с этим делом, — он решительно забрал с моего стола коньяк, закуску и отнес буфетчице. — Не порти себе аппетит. Ужинать будем в другом месте. Пошли.
— Куда еще пошли?
— Увидишь. Будешь гостем одного хорошего грузинского дома, не пожалеешь. Мне поручено привести тебя туда, поднимайся.
Возвращаться в гостиницу не хотелось — я слишком был расстроен и возбужден в тот момент, все равно уснуть бы не смог, мне необходимо было разрядиться, ну, а легче всего это происходит на людях, поэтому я не заставил долго уговаривать себя и поднялся из-за стола.
Знать бы, какие испытания ждут меня в эту ночь!
«Хороший дом», куда меня привел Гиви Зардиашвили, оказался квартирой секретаря райкома КПСС одного из крупных районов Тбилиси.
Хозяин дома, симпатичный грузин, на вид лет пятидесяти, с мягкими приятными манерами, преждевременно облысевший, встретил нас улыбкой, представил жене и повел в комнаты знакомить с остальными гостями, уже находившимися в квартире.
Говорят: хочешь постичь человека, понять его вкусы, привычки, пристрастия — посети его жилище! О том же гласит и народная поговорка: «Каков поп — таков и приход!» «Приход», в который меня угораздило попасть, сразил под корень… Так и хотелось воскликнуть: живут же люди!
Залитая хрустальным светом чешских светильников и люстр, огромная квартира сияла, как Георгиевский зал Кремля! Дорогая мебель… Мягкие, приглушающие шаги ковры под ногами… Музыка, звучавшая из невесть где спрятанных стереодинамиков… Белый рояль в громадной гостиной словно лебедь плавал в зеркальных «водах» сверкавшего лаком паркета! Нежданно-негаданно я оказался в святая святых тбилисской номенклатурной элиты.
Что можно было сказать о хозяине дома? Он в порядке! В полном порядке. Никакие беды, нужда, перестройка и прочие стихийные бедствия и катаклизмы в обозримом будущем ему и его домочадцам не грозили! (Что же касается вкуса и пристрастий, то и здесь все было ясно: они тяготели в сторону дефицита, то есть всего того, чего в стране не хватает на всех.)
Каждый гость представлен был персонально, с непременным упоминанием служебного чина. Этим как бы подчеркивалась оказываемая мне честь.
Таким образом, меня удостоили своим рукопожатием несколько республиканских министров, включая и местного министра кинематографии. Чувствовалось, что все гости — одна компания. Все давно и хорошо знают друг друга… Сработались и притерлись друг к другу. Все местные и все — грузины. Русских — двое, я и известный комик Женя Моргунов.
В столовой ждал роскошно сервированный стол персон на двадцать. Хрусталь, серебро, фарфор, редкие грузинские вина, известные мне разве что по названиям, цветы… Так и просился на язык дурацкий, ненавистный многим благополучным грузинам вопрос: на какие «шиши» все это великолепие? И как это сочетается с декларированными партией принципами «социально справедливого общества»?
