Исаак Кобылянский - Прямой наводкой по врагу
* * *
Совсем по-иному складывались судьбы других моих однополчанок. Я не о том, что они остались живы, было у нас два случая, когда девушек ранило. Имеется в виду, что многие становились «полевыми походными женами» (сокращенно — ППЖ) офицерского состава. Существовал негласный порядок, по которому обо всех прибывших в полк женщинах строевая часть сначала докладывала командиру полка, его заместителю и начальнику штаба. По результатам доклада, «смотрин», а иногда и короткого собеседования определялось, куда (это нередко означало, к кому в постель) направят служить новую однополчанку. Если высокий начальник был в данный момент «холостяком» и предвидел, что сумеет сделать ее своей ППЖ, то он приказывал будущему номинальному командиру новоприбывшей: «Зачисли в свой штат и отправь в мое распоряжение». Обычно от такой судьбы не отказывались, соглашались охотно, хотя разница в возрасте часто достигала четверти века, а то и больше. Редко кого из этой категории девушек останавливало также семейное положение и наличие детей у будущего покровителя. Было наперед ясно, что с точки зрения быта, снабжения, питания, да и безопасности ППЖ командира будет в привилегированном положении. Совершая такой выбор, девушка питала надежду стать в конце концов настоящей женой этого человека и, как могла, старалась завоевать его сердце. Мне известно несколько случаев, когда ППЖ добивались своего, но чаще они оказывались покинутыми и, как правило, оставались одинокими до конца дней.
Не всегда, однако, девушки покорно подчинялись выбору начальства и принимали заманчивые предложения. Бывало, поступая по велению сердца, они выбирали себе офицера рангом пониже, хотя это грозило неприятными последствиями. Вот какой «военно-полевой любовный треугольник» сложился и существовал довольно долго в нашем полку.
Тася
Летом 1943 года прибыла в наш полк телефонистка Тася. В день прибытия она приглянулась начальнику штаба полка майору Бондарчуку, и он, направляя эту стройную, веселого нрава девушку в первый батальон, предупредил, что Тася будет «обслуживать» его лично. Первое время так оно и было. Но вот случилось, что Бондарчук убыл на несколько дней в командировку, кажется, в штаб армии, и Тася провела эти дни в расположении батальона. Здесь она поближе познакомилась с заместителем командира батальона старшим лейтенантом Савушкиным. Невысокий, круглолицый, простоватый на вид, он был лет на десять моложе майора. Видно, чем-то он пришелся Тасе по душе, так как на второй день они уже были неразлучны, и Тася не сводила влюбленных глаз со счастливого старшего лейтенанта. «Медовая неделя» пролетела для них как одно мгновение. Когда возвратился Бондарчук, Савушкин хотел договориться с ним о «переподчинении» Таси, но это вызвало лишь вспышку ярости и поток угроз начальника штаба. Теперь Тасе приходилось навещать Бондарчука «по долгу службы», но время от времени ей удавались тайные встречи с Савушкиным «по велению сердца». Ревнивый и мстительный майор узнавал об этих встречах, но не всегда мог помешать им. И он отыгрывался на Савушкине, благо, служебное положение предоставляло для этого богатые возможности. Быть заместителем командира стрелкового батальона — одна из самых трудных и смертельно опасных офицерских должностей. Савушкин был известен в полку как добросовестный труженик войны. Мне он навсегда запомнился сидящим с прижатой к уху телефонной трубкой в расщелине скалы под Севастополем. Здесь был КП батальона, но вход в расщелину находился под прицелом немецких пулеметов (тому свидетельством были несколько трупов наших воинов, убитых в попытке пробраться на КП в светлое время дня). Савушкину за день приходилось два-три раза покидать свое рабочее место, уходить в роты или в штаб полка, и он, не выказывая излишних эмоций, добросовестно исполнял свои нелегкие обязанности. Таким он был всю войну. Спустя тридцать лет я увидел располневшего и полысевшего Савушкина на встрече ветеранов-однополчан. Меня поразило, что к его груди был прикреплен лишь один, да и то самый скромный боевой орден, Красной Звезды. Для тех, кто знал, как воевал Савушкин, это казалось недоразумением, особенно когда находишься среди ветеранов, украшенных многочисленными орденами и медалями. Я без обиняков спросил, не внуки ли затеряли дедовы ордена, на что получил горький ответ: «Нет, это Бондарчук... его мать, так отомстил за то, что Тася меня полюбила. Он запретил начальнику строевой части Казинскому представлять меня к наградам и к повышению в звании. Так я и закончил войну, как начинал, — старшим лейтенантом». Добавить к этой истории мне нечего, так как совершенно не помню, что произошло потом с Тасей. Знаю лишь то, что женой Савушкина она не стала.
Вера Михайловна
Своеобразно повела себя, прибыв в полк, капитан медицинской службы москвичка Вера Пенкина, привлекательная девушка лет двадцати пяти. Обладая достаточно высоким воинским званием и сильным характером, она держалась независимо и начала с того, что с ходу отвергла несколько предложений «руки и сердца», исходивших от верхушки полка. Осмотревшись, Вера Михайловна сама выбрала «друга фронтовой жизни». Им стал тридцатилетний командир минометной батареи старший лейтенант Всеволод Любшин. Хорошо сложенный, кареглазый симпатичный мужчина, он происходил из кубанских казаков, до войны жил в Казахстане, преподавал военное дело в средней школе.
Вера Михайловна (она приучила всех офицеров полка обращаться к ней по имени и отчеству) не прогадала с выбором друга. Всеволод создал ей почти идеальные по фронтовым условиям и его возможностям удобства существования. В распоряжении командира батареи имелось несколько повозок, одна из которых во время ночных переходов зачехлялась брезентом и служила Вере спальней. О такой роскоши в своей санроте она могла бы только мечтать, тем более что время от времени в повозку ненадолго забирался «согреться» (или «отдохнуть») ее неутомимый любовник. Вера Михайловна была темпераментной особой, и нередко ездовой и шагавшие рядом с повозкой солдаты батареи на слух определяли, что происходит под брезентом.
Когда мы находились во втором эшелоне, и, если в санроте все было спокойно, Вере удавалось проводить целые дни в расположении полковых артиллеристов (командиры наших батарей были друзьями, и мы всегда располагались рядом). Здесь она могла насладиться вкусной, по ее заказу приготовленной едой, выпить наравне с мужчинами «наркомовской» водки или какого-нибудь трофейного напитка. Подвыпив, Вера Михайловна «дурела», становилась обозленной, вовсю сквернословила. До сих пор помню ее безобразный поступок «под градусом», совершенный в конце января 1945 года, когда мы остановились на сутки в каком-то прусском имении.
