Георгий Ветров - Робер Эсно-Пельтри
теории или практики.
Чтобы понять особенности развития космонавтики как составной части общего исторического
процесса, необходимо учесть еще одно очень важное обстоятельство: «Над ученым, сделавшим шаг
вперед и тем самым оказавшимся впереди других, неизбежно (курсив мой.—Г. В.) нависает опасность
непонимания его достижений со стороны современников, если их мышление остается в пределах
прежних представлений, теорий и категориальных схем. Так возникают преждевременные открытия»
[143, с. 18].
Если вдуматься в эти слова, получается, что каждая новая идея в той или иной степени
«преждевременна» и что одной из прогрессивных форм развития цивилизации является процесс
перехода «преждевременных» идей в рабочий инструмент общественного производства.
История науки — это история подвижничества ее великих представителей. Главными факторами,
способствующими популяризации идеи, являются стремление и способность самого автора научной
идеи добиться ее признания, активность его позиции в достижении этой цели.
Справедливо заметил по этому поводу французский ученый Пуанкаре: «Если бы мы были чересчур
благоразумны, если бы мы были любопытны без нетерпения, вероятно, нам никогда не удалось бы
создать науку» [146, с. 209]. Иными словами, творческую активность автора идеи необходимо считать в
социальном плане таким же непосредственным фактором общественного развития, как новое открытие,
новую теорию или смену общественного строя, с соблюдением, естественно, соотношений в масштабах
каждого явления. Думается, что критерий творческой активности явится полезным дополнением к
оценкам научного вклада ученых для понимания их роли в историческом процессе как сложном
взаимодействии социальных, логических и психологических факторов. «Рассматриваемое философски,
творчество есть историческая активность людей, непрестанно раздвигающая границы их человеческого
развития» [145, с. 22].
Этот критерий «очеловечивает» историческое исследование, т. е. заставляет разбираться в
«поведенческих» факторах и оценивать их влияние на ход исторического, процесса.
-. ,
174
«Преждевременность» (сама по себе) рождения идей о полете в космос в начале нынешнего века
подчеркивалась тем, что человек только-только научился отрываться от земли на аппарате тяжелее
воздуха. Первый полет братьев Райт и публикация основополагающей работы Циолковского о
реальных принципах космического полета совпали по времени. Такая усугубленная
«преждевременность» стала в историческом плане одной из самых примечательных особенностей
развития космонавтики. На этом фоне усиливалось социальное значение публицистических
позиций ученых, посвятивших себя разработке этой необыкновенно заманчивой, но и необозримо
трудной идеи.
Даже после того как космонавтика сделала огромный скачок в своем развитии, далеко еще не
полностью ясны ее перспективы. Например, английский историк и социолог С. Лилли, известный
своими прогрессивными взглядами и серьезными исследованиями, в своей книге, опубликованной
в 1965 г. в Лондоне, писал: «Исследования космического пространства, вероятно, мало чем
поспособствуют в ближайшие десятилетия росту материальных благ. Пока что расходы на них
остаются рискованным вложением капитала в созидание отдаленного будущего» [149, с. 417].
Наиболее примечательно в этой, в общем объективной для 1965 г., оценке то, что за 15 лет она
успела устареть. Вот почему особенно наглядной и поразительной кажется сегодня точка зрения
Циолковского, высказанная им 75 лет назад: «... предлагаю реактивный прибор, т. е. род ракеты, но
ракеты грандиозной и особым образом устроенной... Мысль не новая, но вычисления,
относящиеся к ней, дают столь замечательные результаты, что умолчать о них было бы большим
грехом (курсив мой.—Т1. В.)... Во многих случаях я принужден лишь гадать или предполагать. Я
нисколько не обманываюсь и отлично знаю, что не только не решаю вопросы во всей полноте, но
что остается поработать над ним в 100 раз больше, чем я поработал. Моя цель возбудить к нему
интерес, указав на великое значение его в будущем и на возможность его решения...» (курсив мой.
— /1. В.) [124, с. 139, 145].
Уже в своей следующей работе он существенно расширил представление о пользе полетов в
космическое пространство и о возможности их практического осущест-
175
иления: «Поселяясь кругом Земли... люди увеличивают в 100—1000 раз запас солнечной энергии,
отпущенной им на поверхности Земли. Но и этим человек может не удовлетвориться и с завоеванной
базы протянет свои руки за остальной солнечной энергией, которой в 2 млрд. раз больше, чем получает
Земля» [125, с. 193].
И еще один блестяще подтвердившийся прогноз Циолковского: «Только с момента применения
реактивных приборов начнется новая, великая эра в астрономии — эпоха более пристального изучения
неба».
При этом его представления об этих перспективах имели вполне реальную основу: «... не жалкий полет
ракеты пленил меня, а точные расчеты» [125, с. 167]. «Думаю сыграть роль запевалы. Математики,
более знающие и более сильные, докончат, может быть, решение поставленных мною задач. Знающие и
опытные техники помогут им осуществить и самый космический корабль» [129, с. 241].
Циолковский составил для себя целую просветительскую программу: «Наук такое множество... что нет
никакой возможности для человеческого ума их изучить. Кто и хочет, опускает бессильно руки. Между
тем нельзя составить мировоззрения и руководящего в жизни начала без ознакомления со всеми
науками, т. е. с общим познанием Вселенной. Вот я и хочу быть Чеховым в науке: в небольших
очерках, доступных неподготовленному или малоподготовленному читателю, дать серьезное
логическое познание наиболее достоверного учения о космосе» (курсив мой.—Г. В.) [137, с. 191].
По своей грандиозности космическую программу Циолковского можно сравнить с программой
Френсиса Бэкона о восстановлении всех наук: обобщенной темой творчества Циолковского было
единение человека — жителя Земли со Вселенной. Именно при такой постановке проблемы нужно
