Василий Гладков - Десант на Эльтиген
Ковешникову и Челову приказано выставить больше пулеметов на западных флангах обоих полков, создать огневой мешок для вклинившегося в центре противника; Блбуляну - прочно удерживать третью траншею, не допустить прорыва немцев к пристани; Нестерову - предотвратить их прорыв вдоль берега.
Я отпустил офицеров, задержав двоих - майора Ковешникова и капитана Белякова. Они должны были ночью организовать разведку участка прорыва: уточнить систему огня противника, выяснить, не усилена ли там оборона, достать "языка". Не знаю, в тот момент я готов был что угодно отдать за "языка"!
- Приложим все силы, товарищ полковник, - ответил майор.
Задание комбату моряков: работать ночью в направлении Чурбашского озера, выяснить, каков уровень воды в восточной его части, можно ли будет людям пройти.
- Как идет подготовка к наступлению? - спросил я обоих.
Офицеры ответили, что боеприпасы для прорыва собрали, организованы штурмовые группы. В них просятся все.
- Впереди я думаю пустить роту капитана Мирошника, - сказал Ковешников. В ней каждый солдат - мастер ближнего боя, очень высок наступательный порыв.
- Как у него рука-то?
- Он уже почти свободно владеет ею. Прошлой ночью сбросили почту. Ему пришло первое письмо с Черниговщины, от брата Ивана. Он там партизанил. Вся рота коллективно письмо читала... Они, товарищ полковник, невозможное сделают. Без выстрела пойдут. На ножи немцев возьмут!..
Отданы все распоряжения на 6 декабря. Офицеры разошлись по частям. Я остался один в капонире.
Еще и еще раз перечитывал последнюю радиограмму командующего. ."...Уверен, бойцы, сержанты и офицеры выполнят свой долг до конца". Мучительно подумал, мысленно обращаясь к командарму: "Видимо, вам, Иван Ефимович, нелегко было писать эти слова. Вы уже переживали подобное под Одессой, а затем под Севастополем, знаете, как тяжело оставлять землю, омытую кровью боевых друзей... Нас разделяет сорок километров, но я сейчас чувствую биение вашего сердца, товарищ командарм! Понимаю, какую испытываете нравственную тяжесть от того, что люди ждут помощи, а вы не в силах ее дать. Мы уйдем из Эльтигена. Но Эльтиген все равно будет наш! Не долго фашистам осталось зверствовать в Крыму. Они обречены. Эльтиген будет свободным. Но жалко прекрасных людей, которые отдавали все, чтобы удержать завоеванный кровью плацдарм. А те товарищи, кто завтра не сможет с нами вырваться?.."
Голова, как налитая свинцом, опустилась на руки. В такой позе уснул. Видел сон: стою, весь охваченный пламенем, но одежда на мне не горит. Разбудил отчаянной силы взрыв. Воздушная волна, хлынув через амбразуру, сбросила на пол телефонный аппарат. Виниченко доложил: недалеко от КП разорвалась морская торпеда.
Опять полезли в голову мысли о людях. Как сохранить в течение дня боеспособность подразделений, чтобы хватило сил для прорыва?
Зуммерит телефон. Доклад: прямое попадание снаряда в подвал, где находились 40 тяжелораненых. Все погибли вместе с дежурным врачом.
Вызвал начальника санитарной службы Чернова и попросил сосредоточить в наиболее надежном укрытии всех тяжелораненых, снабдить медикаментами и питанием, оставить при них необходимое количество сестер. Тех же, кто может передвигаться, к вечеру сосредоточить в районе КП дивизии.
До рассвета оставалось два часа. Вернулась дивизионная разведка, действовавшая совместно с моряками. Командир разведвзвода лейтенант Живков, весь облепленный грязью и тиной, докладывал, что его люди проползли все болото, вышли к озеру и пересекли его в восточной части. Воды там нет, но почва вязкая, местами попадаются топи. В общем же, заключил лейтенант, пройти вполне возможно.
Позвонил Ковешников. Торжествующим голосом сообщил, что разведка полка достала-таки пленного. Вскоре он был допрошен. Это оказался солдат 14-го пулеметного батальона 6-й румынской дивизии. Батальон имел задачей оборонять район от Чурбашского озера до отметки "+6". В атаках не участвовал, значит, у него хорошо организована система огня. В лоб на его позиции идти нельзя.
Когда план прорыва созрел во всех деталях, я вызвал Полура, Модина, Ковешникова и Белякова. Офицеры склонились над картой.
- Прорыв осуществляем на левом фланге румынского батальона, затем пересекаем Чурбашское озеро в восточной части и далее по берегу к Красной Горке, через Солдатскую слободку выйдем на Митридат. После прорыва вперед выдвигаются рота разведчиков во главе с Полуром и саперы во главе с Модиным для разведки маршрута движения и проделывания проходов в препятствиях.
Затем мы по карте и имеющимся описаниям изучили, что представляют собой вражеские укрепления на горе Митридат. Четыре ее последовательно понижавшиеся к морю вершины были укреплены неравномерно. Наименее укрепленной оказалась самая высокая вершина, стоявшая в глубине. Немцы просто не предполагали, что ее будут атаковать с тыла.
- Прошу всесторонне подготовить людей. Знаю вас как боевых офицеров. Надеюсь на вас и доверяю вам! - Этими словами закрыл я наше небольшое совещание.
Ночью летчицы опять сбрасывали нам боеприпасы, медикаменты и продовольствие. По морю прорвался один катер, доставив 15 тонн боеприпасов. Не 65 тонн, как указывалось в шифровке, а только 15. Остальные до нас не дошли. Частям поэтому были даны указания - экономно расходовать патроны и особенно ручные гранаты. Они будут нужны в наступлении!
Приняв раненых, катер отвалил. Через несколько минут его силуэт растаял в глубине пролива. Немного полегчало на сердце. Еще несколько десятков людей спасены.
Фашистские агитаторы не умолкали в течение всей ночи на 6 декабря. Они беспрерывно, до хрипоты кричали по радио, что настали последние часы нашего десанта.
То голос звучал угрожающе: "У вас нет выхода! Сроку вам даем до восьми утра!.." То вдруг начинал умолять: "Подумайте! Опомнитесь! Неужели вам жизнь не дорога?.."
К семи часам утра вернулись офицеры штаба дивизии, которые проверяли, как полки подготовились к отражению новых атак на плацдарм. Их доклады были не совсем утешительными: в некоторых ротах оставалось по 15 - 20 человек. Позиции подготовлены, огонь организован, боеприпасы розданы. Солдаты готовы драться до последней капли крови, но прямо спрашивают, что же думает начальство? Пришел Копылов. Он тоже был в полках. Сообщил, что немцы буквально засыпали листовками всю "Огненную землю". В листовках та же трепотня о "жизни и свободе", что и по радио. Большинство солдат относятся к ним с презрением. Однако к некоторым в душу вкрадывается сомнение: говорят, что, видно, всем нам здесь погибать.
Помню, я тогда сказал докладывавшим товарищам, что люди, высказывающие недовольство, по-своему правы.
