Кирилл Евстигнеев - Крылатая гвардия
Тройка "фоккеров" по-прежнему в боевом порядке под названием "клин", правда, с той лишь разницей, что ведомые поменялись местами. Невольно вспомнился боевой порядок нашей истребительной авиации довоенного и начального периода войны. По моему разумению, не так уж он был и плох для оборонительного боя - больше взаимной защиты ведомых...
Пара Карпова прикрывает действия моей пары. Я повторяю атаку. Результат тот же, что и при первой попытке, - точнее, нет никакого результата. Противник опять ушел из-под огня. Решив нанести удар сразу четверкой, чтобы сковать маневр врага, передаю по радио:
- Женя, атакуем одновременно. Бей левого, я - правого!
У Карпова ведомым Мокин - он справа. Мудрецов же после моей команды сразу переходит в левый пеленг.
Исходное положение для атаки принято. Теперь - только вперед, к победе! И в этот момент сзади - сильнейший удар по фюзеляжу моего самолета! Такое ощущение, будто ручку управления кто-то нечаянно рванул, да так мощно, что "лавочкин" подбросило вверх и на крыло.
Мгновенным движением руля вывел машину из крена, положил ее капот на горизонт. Все, кажется, обошлось, но одновременный удар по "фоккерам" сорвался. и пара Карпова не смогла результативно атаковать. Маневр не состоялся - противник незамедлительно этим воспользовался.
Я управляю своим истребителем весьма осторожно. Проводим еще две атаки, но достичь успеха так и не удается. Ведомые "фоккеры" резкими отворотами переходят с одного фланга на другой, ведущий тоже начеку. Бой затягивается. Мы неосмотрительно углубились уже на вражескую территорию. Надо спешить в свою зону: там, быть может, присутствие "лавочкиных" больше необходимо, чем сбитый самолет. К нашей общей радости, над передовой небо чистое.
Наконец время патрулирования истекает. Нам разрешено возвращаться домой.
- Валентин, - прошу ведомого, - посмотри, нет ли на хвосте моего самолета отметины зенитного снаряда?
Мудрецов проходит ниже меня, потом отстает - осматривает правый борт "лавочкина", повторяет все сначала.
- Командир, ничего обнаружить не удалось... - говорит озабоченно ведущий.
После посадки все-таки нашли то, что не так-то просто было увидеть в полете. Бронебойный снаряд прошил фюзеляж, "нашел" там трубчатую тягу руля высоты и перебил ее (по диаметру более чем наполовину).
С плоскости самолета я наклоняюсь в кабину, беру ручку управления и командую механику:
- Козлов, придержи руль высоты так, чтобы он был неподвижным. Только держи крепко, что есть силы!
Небольшим нажимом отклоняю ручку от себя - в направлении приборной доски и раздается металлический хруст... Перемычка в тяге, оставшаяся в месте попадания снаряда, лопается. Движения ручкой становятся свободными, пустыми. Руль высоты, который держал механик, на них не реагирует.
Козлов понял: тяга оборвалась неслучайно. Лицо его стало бледным, он оторопело спрашивает о том, что сам знает не хуже меня:
- Командир, а если бы в полете?
- Вот так, Петя, мы и не возвращаемся с боевых заданий. Война полна нелепых случайностей, - просто, по-житейски успокаиваю я подчиненного.
Он, кажется, все еще находится под впечатлением увиденного, а может быть, вспоминает одна из пережитых эпизодов боевой жизни подразделения.
- Это мы сейчас... Раз, два - и устраним, - придя в себя, заторопился мой сержант и побежал к техникам за тягой руля высоты.
...Боевые вылеты полка переносятся все дальше от аэродрома - уже под Дебрецен. Надо снова сниматься с места, но тут происходит небольшая заминка у наземных частей. И мы еще двое суток продолжаем работать с прежнего аэродрома. Летать приходится далековато. За это время немцы сосредоточили большое количество танков под Дьома, прорвали оборону румын на нашем участке и пошли в наступление.
Для нас это было полной неожиданностью - ведь уже появилась привычка наступать и побеждать. Разбуженные грохотом и содроганием земли, движением вблизи аэродрома танков и другой техники, мы решили было, что это наступают наши. А когда прислушались, откуда идет весь неимоверный шум, то поняли: произошло что-то неладное.
Из штаба дивизии поступило срочное распоряжение: все самолеты поднять в воздух. И с ранней зари до позднего вечера мы участвуем в ликвидации неожиданного прорыва немецких войск. Действия нашего полка после взлета корректировал наземный командный пункт. К утру следующего дня фашистские части были разгромлены и уничтожены. Авантюра с наступлением не удалась.
Памятен мне и день 11 октября. Мы перелетаем на территорию Венгрии - на аэродром Сегхалом. Обыкновенное ровное поле, заросшее травой, пожухлой и полегшей в осеннюю пору. Таких вот площадок, аэродромов, взлетно-посадочных полос за войну-то было превеликое множество! Неподалеку от них - города и деревеньки, села и хутора с двумя-тремя домиками. Порой никаких характерных ориентиров, отличающих одну точку от другой. Так и здесь. Невдалеке реденький лесок - вроде березовых колок в южных районах Западной Сибири. На опушке, если так можно назвать окраину этой неказистой рощицы, два больших, довольно ветхих сарая, маленькое зданьице да две-три здоровенные скирды соломы.
- Вот тебе и центр Европы! - с досадой и злорадством сказал я самому себе. - Прозаичность, неприметность второго после Румынии зарубежного государства... А что я хотел увидеть? Европейскую цивилизацию в камне и бетоне, громады зданий и море электрических огней, заслоняющих звезды Млечного Пути? Но ведь алюминий и бетон, величественная высь храмов и небоскребов - всего лишь обложка государства, его парадный подъезд. А за ним - поля и деревни, вот эти обмолоченные скирды соломы, что два-три месяца назад были хлебом, колосьями ячменя или пшеницы. И люди, может быть, здесь такие же простые, не умеющие хитрить, как и в моем тихом Зауралье...
Перелет на новое место осуществлялся двумя эшелонами: первую группу возглавил я, вторую - командир полка Ольховский. Мы вышли на аэродром точно, но удивлению моему не было предела. Поле, на котором я был два дня назад, трудно узнать. Оно покрылось паводковыми водами и походило скорей на тихое степное озеро, чем на площадку, куда нам предстояло сейчас приземлиться.
- Ого-о-о! - услышал я в наушниках чей-то насмешливый голос. - Да тут, братцы-славяне, предстоит приводнение...
- Как в морской авиации, - добавил другой любитель поиронизировать.
Сразу же посыпались удачные или не очень удачные остроты: "озерные соколы", "степные чайки", "бурлаки"... Но мне, признаться, было не до смеха. От моего решения сейчас зависело многое - повернуть ли вспять, произвести ли посадку, или предпринять что-либо еще. Да, двое суток беспрерывных дождей сыграли с нами злую шутку.
