Бенно Цизер - Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941-1943.
18 декабря: атака той же боевой группы еще до появления танков с целью начать бой без задержки. В критический момент помощь пехоте на высоте, в бой направляются танки, которые, совершая охватывающий маневр и отвлекая танки противника, начинают атаковать его первый опорный пункт и захватывают его. Продолжение охватывающего наступления всеми силами с целью окружения второго важного опорного пункта, чтобы в бой могла вступить соседняя дивизия (карта 2).
19 декабря: продолжение запланированного охватывающего маневра; в соответствии с приказом танки атакуют и выходят из боя, стараясь не получить повреждений, затем используется их мобильность и боевая мощь. Они должны самостоятельно продвигаться по общей линии наступления вперед – на Сталинград (карта 3).
20 декабря: вопреки приказам командования корпуса, самостоятельное решение идти на повторный захват Нижнекумского с целью точнее оценить позиции противника и обеспечить защиту левого фланга корпуса.
Эти три дня боевых действий были критическими в битве за Сталинград. Они иллюстрируют описанный мной процесс оперативного управления. Обстоятельства складывались неотвратимо, поскольку дивизии приходилось пробиваться вперед в обстановке, которую нельзя было предвидеть. Другие обстоятельства, особенно в обороне, требовали другого способа оперативного управления. Форму управления, так же как и характер решений командира, всегда можно оспорить. В моем случае и то и другое диктовалось меняющимися боевыми условиями и рождалось инстинктивно. Подобные приемы весьма ценны, когда приходится действовать быстро, основываясь на решениях, возникающих под впечатлением идущего боя. Не найдется и двух дней сражения, похожих один на другой.
Борьба за самосохранение
С 26 декабря моя дивизия вместе с еще более ослабленной 23-й танковой дивизией боролась за выживание. Последняя уже была обойдена с востока, тогда как моя дивизия на западе все еще сохраняла контакт с румынскими частями. Однако вскоре сопротивление румын было сломлено, и западный фланг корпуса тоже оказался под угрозой.
После прорыва русских на участке 23-й танковой дивизии 26 декабря вышестоящее командование приняло решение об отходе на плацдарм в районе Котельникова. В этой критической обстановке я находился некоторое время на передовом КП, расположенном на магистральной дороге, где надеялся установить связь с батальонами. Если бы я занял новый тыловой КП южнее Котельникова, то оказался бы отрезанным от своих частей и не смог отдавать необходимые приказы. Но все равно на передовой позиции я поначалу был почти беспомощен. Мимо нас медленно брели остатки румынских частей – солдаты, потерпевшие поражение, когда русские впервые окружили Сталинград. Эти румынские солдаты, шедшие без офицеров и не в строевом порядке, казались усталыми и безразличными. Чего еще можно было ожидать?
Теперь я был уверен, что противнику не удалось прорвать наши позиции до наступления темноты. Наш отход был бы более успешным, если бы происходил ночью. Поэтому я вернулся на новый полевой командный пункт, который на несколько часов обеспечил мне некое подобие безопасности. В тишине ночи, когда стих шум боя, я погрузился в глубокий сон. Этой ночью всем дивизиям было передано: «Удержание плацдарма в Котельникове жизненно важно для дальнейших операций».
Пока не рассвело, вернулся на передовую. Ослабленные батальоны снова выдвигались в степи, где негде было укрыться. Моя дивизия все еще имела одно противотанковое орудие и восемь танков! Все командиры батальонов погибли, и их место заняли заместители.
Я проехал вдоль своего участка фронта, который не производил впечатления целостности, что стало теперь делом обычным. Однако на фронте пока было спокойно. Слева от меня на расстоянии двух-трех километров я заметил русские танки, разворачивавшиеся в боевой порядок для атаки. Мои восемь танков присоединились в это время к более свежей батарее самоходных штурмовых орудий. Именно благодаря этой батарее мы смогли в последние несколько дней оторваться от противника. Я направил мобильную боевую группу из танков и самоходок навстречу приближающимся русским танкам, и в результате их атака на передовой была отбита. Однако другие танки противника уже прощупывали наш левый фланг. Подготовленный нами к уничтожению мост оказался взорванным раньше времени, при этом погибли двенадцать саперов. Как восстановить этот мост, жизненно важный для нашего отступления? Бой вокруг Котельникова бушевал всю ночь. Некоторые части нашей дивизии, следуя ошибочным приказам, вышли из боя раньше, чем предполагалось, поэтому пришлось снова отправить их в бой, несмотря на общее отступление.
На полевом командном пункте дивизии в Надольном создалась критическая ситуация. Прибыв туда, я поспешил к зданию с эмблемой оперативного отдела, но увидел там незнакомые лица. Штабы обеих дивизий расположились рядом, так как отступление предполагалось осуществить по единственному оставшемуся узкому проходу. Я зашел на КП 23-й танковой дивизии, расположенный по соседству с моим, и встретился с ее командиром. Генерал граф фон Бойнебург был, как и я, старым кавалеристом.
Дорога, по которой мы отступали, находилась под огнем противника. Чтобы как-то разрядить царившую атмосферу напряженности, я распорядился распаковать мой уже подготовленный багаж. До ночи 28 декабря отступление, о котором был отдан приказ, не началось.
На следующее утро мы занимали новые позиции. Деревень, указанных на карте, больше не существовало. Измотанные войска снова оказались на открытой местности при температуре минус двадцать пять градусов. Я провел ночь в помещении с двумя десятками других постояльцев: половина немцев, половина русских. Солдаты то и дело заходили погреться.
31 декабря с помощью танковой атаки пришлось спасать 63-й гренадерский полк, оказавшийся в окружении. Его ночное отступление сопровождалось жестокой рукопашной схваткой, в которой погибло около восьмидесяти человек, то есть десять процентов личного состава пехоты. Не был вполне успешным и маневр по выходу из этого боя. Одна боевая группа смогла пробиться к основным силам дивизии только следующей ночью.
Эту важную операцию по спасению нашей армии в Сталинграде мы начали две недели назад, и, несмотря на то что нам удалось вклиниться на 35 километров, у меня не было ни малейших иллюзий относительно ее перспектив. Если бы русские проводили свои операции более гибко, две наши дивизии, оказавшиеся в тяжелом положении, наверняка попали бы в ловушку, потому что с запада и с востока маршрут отступления был абсолютно не защищен.
