Василий Шульгин - Дни.
– Вот вы кричите: «Закрыть двери!», товарищи… А я вам скажу – неправильно вы поступаете… потому что вот смотрите, как с ними – вот с Александром Ивановичем старый режим поступил… Они как к нему поехали? С оружием? Со штыками? Нет… Вот как стоят теперь перед вами, – так и поехали – в пиджачках-с… И старый режим их уважил… что с ними мог сделать старый режим? Арестовать. Расстрелять… Вот – они приехали. В самую пасть. Но старый режим. обращая внимание… как приехали, ничего им не сделал – отпустил… И вот они – здесь… Мы же сами их пригласили… Они доверились – и пришли к нам… А за это, за то, что они нам поверили… и пришли так, как к старому режиму вчера езди– ли, за это – вы – что?. «Двери на запор»? Угрожаете?. Так я вам скажу, товарищи, что вы хуже старого режима…
* * *Ах – толпа… В особенности – русская толпа… Подлые и благородные поры вы ей одинаково доступны и приходят мгновенно друг другу на смену…
* * *Слова инженера родили обратную волну. Закричали там и здесь:
– Верно, верно говорит. что там… Открыть двери! Но двери некоторое время сопротивлялись. Тогда взвыли сотни голосов – уже грозных:
– Открыть двери!!!
Двери открылись. Стал говорить Гучков. я не помню что – какие-то успокаивающие слова. Во время его речи мне удалось добиться от председателя обещания дать мне слово вне очереди. Он наконец понял, почему это нужно, и когда Гучков кончил, дал мне слово.
Я сказал им:
– Вот мы тут рассуждаем о том, о другом: хорош ли князь Львов и сколько миллионов у Терещенко. Может быть – рано. Я прислан сюда со срочным поручением: сейчас в Государственной думе между Комитетом Думы и Советом Рабочих Депутатов идет важнейшее совещание. На этом совещании все решится. Может быть, так решится, что всем понравится. Так, может быть, и это все, что здесь говорится, – зря говорится… Во всяком случае, нам с Александром Ивановичем надо немедленно ехать.
– Ну и езжайте… Кто вас держит? Как раз было время. Мы слезли с Гучковым с эшафота по приставной лестнице и стали пробиваться к выходу. Толпа расступилась скорее дружелюбно, как бы заглаживая, что хотела «закрыть двери». Мы вышли на залитый солнцем и морозом день. Когда мы прошли несколько шагов, к нам бросилось Несколько офицеров:
– Ну, слава богу… Они были мне незнакомы. Но один из них прошептал мне на ухо:
– Нам сказали, что вас арестовали, там, в мастерских… Так вот мы приготовились…
Он показал рукой. На некотором расстоянии обращенный лицом к дверям мастерских притаился приземистый, зеленый, толстоватый, бесхвостый ящер на колесиках, – то есть пулемет…
* * *Эти офицеры, должно быть, были саперы. Это потому я так подумал, что Гучкова сейчас же окружили и просили зайти «на минутку» в саперные казармы, которые «тут же». А.И. пошел. Он быстро вернулся.
В это время откуда-то появился приземистый человек – весь в коже, но не черный, а желтый, как будто бы интеллигентный рабочий. У него висел револьвер на поясе. Кто он был, я не знаю, но, словом, он объявил, что автомобиль подан. Мы пошли, неизменно сопровождаемые откуда-то берущейся толпой. Пошли через вокзал на площадь…
На площади перед вокзалом была масса народу… У ступеней перрона стоял автомобиль под огромным красным флагом. Из окон торчали штыки. Кроме того, два солдата лежали на двух крыльях автомобиля, на животе, штыками вперед. Мы полезли в автомобиль. Человек в желтой коже тоже втиснулся. Он сел против меня, вынул револьвер и сказал шоферу, чтобы ехал. Машина взяла ход, тогда он спросил:
– Куда ехать?
Я ответил:
– На Миллионную, 12.
Он сказал шоферу и прибавил как бы в объяснение:
– Чтобы там не слышали… куда едем… Я понял, что он наш… Я его больше никогда не видел. Он чего-то боялся. По-видимому, боялся, не преследует ли нас какая-нибудь машина.
* * *Мы неслись бешено. День был морозный, солнечный… город был совсем странный – сумасшедший, хотя и тихим помешательством… пока. Трамваи стали, экипажей, извозчиков не было совсем…
Изредка неистово проносились грузовики с ощетиненными штыками. Куда? Зачем? С одним из них мы имели «объяснение»… Он отстал после ругани нашего «желтокожего» . Все магазины закрыты… Но самое странное то, что никто не ходит по тротуарам. Все почему-то выбрались на мостовую. И ходят толпами. главным образом – толпы солдат. С винтовками за плечами, не в строю, без офицеров – ходят толпами без смысла… На лицах не то радостное, не то растерянное недоумение…
Чего они хотят? Ничего… Они сами не знают… Празднуют «слободу»… И «что, значит, на фронт уже, товарищи, не пойдем»… Вот это в их глазах твердо написано. И вот это – ужас… Стотысячный гарнизон – на улицах. Без офицеров. Толпами… Значит – конец… Значит – дисциплина окончательно потеряна… Армии – нет… Опереться не на что…
* * *Машина резала эту бессмысленную толпу… Для чего-то мы крутили по каким-то улицам… Это, должно быть, знал «желтокожий». Два «архангела» лежали на брюхах, на крыльях автомобиля, и их выдвинутые вперед штыки пронзали воздух…
Мне все казалось, что они кому-то выколют глаза. На одном углу я заметил единственный открытый магазин: продавали… цветы!.. как глупо…
* * *Вот Миллионная… Вот знакомый дом с колоннами… И тут бродит какая-то солдатня. Автомобиль останавливается где-то, не доезжая… Не хотят «обращать внимания».
Мы идем несколько шагов пешком. Вот двенадцатый номер. Вошли. Внутри – два часовых… Значит, есть какая-то охрана. Поднялись… квартира Путятина… В передней ходынка платья. И несколько шепчущихся. Спрашиваю:
– Кто здесь?
– Здесь все члены правительства.
– Когда образовалось правительство?
– Вчера…
– Еще кто? – Все члены Комитета Государственной Думы… Идите – ждали вас…
– Великий князь здесь?
–Да…
Посредине между ними в большом кресле сидел офицер – моложавый, с длинным худым лицом… Это был великий князь Михаил Александрович, которого я никогда раньше не видел. Вправо и влево от него на диванах и креслах – полукругом, как два крыла только что провозглашенного мною монарха, были все, кто должны были быть его окружением: вправо – Родзянко, Милю– ков и другие, влево – князь Львов, Керенский, Некрасов и другие… Эти другие были: Ефремов, Ржевский, Бубликов, Шидловский, Владимир Львов, Терещенко, кто еще, не помню.
Гучков и я сидели напротив, потому что пришли последними…
* * *Это было вроде как заседание… Великий князь как бы давал слово, обращаясь то к тому, то к другому:
– Вы, кажется, хотели сказать?
