Борис Фрезинский - Мозаика еврейских судеб. XX век
Я обещала Лиле, если устроюсь врачом в госпитале, взять ее в сестры. Она познакомила меня со своей подругой по гимназии Юленькой Эйгер, тоненькой девушкой с пышными черными волосами и строгим лицом. Юля училась в Марбурге на философском факультете, была неразговорчива в отличие от Лили и, по-видимому, преисполнилась важности и страха расплескать свое идеалистическое миросозерцание. После французских студенток, непосредственных и иронических, она показалась мне олицетворением немецкого философского ханжества».
(Тут придется прервать Полонскую, чтобы дать краткую справку: Юлия Яковлевна Эйгер — историк, член-соревнователь знаменитой в начале 1920-х годов петроградской Вольфилы (Вольной философской ассоциации), мемуаристка; ее воспоминания о годах молодости «Надеждой были полны юные сердца» напечатаны в 1990-м в журнале «Ленинградская панорама».) Продолжим воспоминания Полонской:
«Как-то, гуляя по Невскому с Лилей, мы встретили высокую румяную девушку с толстой русой косой. Она приветливо поздоровалась со мной: „Слышала о вас. Я Лиза Пиленко. Читала ваши стихи в „Вечерах““. Лиза Пиленко с гордостью сказала, что она получила диплом сестры милосердия в Кауфманской общине и едет на Северо-Западный фронт вместе с мужем.
Она очень мне понравилась: крупная, здоровая, общительная, с открытой ясной улыбкой.
— Какая хорошая, — сказала я Лиле. — Кто она такая?
— Да вы должны ее знать. Она подписывается Кузьмина-Караваева — это фамилия ее мужа. У нее недавно вышла книга стихов.
Я вспомнила название книжки: „Скифские черепки“ — она вышла в издательстве „Цех поэтов“».
Сегодня приходится пояснять, что в 1960-е годы о Елизавете Юрьевне Кузьминой- Караваевой мало что было известно в России; потому Полонская дальше сообщает будущим своим читателям: «О конце Лизы Пиленко рассказал в своих воспоминаниях Илья Эренбург: оказавшись за границей, она постриглась в монахини и под именем матери Марии принесла себя в жертву, чтобы спасти еврейку с ребенком, осужденную на смерть немецкими фашистами — оккупантами Парижа. После конца войны католическая церковь канонизировала ее. Но я все помню ее такою, какой увидела на Невском в солнечный день весны 1915 года».
В тот период Елизавета Полонская, тогда еще Лиза Мовшенсон, встречалась с Лилей Сегаль недолго — в Петрограде и в Фастове — в 1915–1916 годах, но запомнила ее хорошо — молодую, увлекающуюся стихами и поэтами, занимавшуюся живописью благополучную дочь преуспевающих родителей. В 1916 году Лиля Сегаль добилась-таки разрешения отправиться, по тогдашней моде, сестрой милосердия на фронт, в район Фастова, в эпидемический отряд, где Лиза Мовшенсон служила врачом.
Сохранившиеся в аккуратном архиве Александра Блока письма Л. М. Сегаль подтверждают точность того, что сберегла память Елизаветы Полонской и что было запечатлено ею в книге воспоминаний. Приведем здесь примерную хронологию переписки Сегаль с Блоком, начавшейся в январе 1908 года.
9 января 1908-го Сегаль писала Блоку: «Если Вы хотите, то я буду Вам посылать нечто вроде дневника, т. е все, что совершается в моей внутренней жизни, и все, что затрагивает меня в моей внешней жизни. Обязательств это ни на Вас, ни на меня никаких наложить не может. <…> Вы никогда меня не увидите, а если и увидите, то не будете знать, что я та, которая Вам так много сказала». Письма Блока к Л. М. Сегаль не сохранились; судить о них можно лишь по некоторым упоминаниям в ее письмах к нему. Так, в письме от 14 мая 1913-го Сегаль упоминает содержательное письмо Блока к ней от 24 декабря 1908-го и цитирует его; пишет она и о том, что 2 января 1909 года Блок ответил ей холодно («…вместо того, кто пережил разговор Голубого и Незнакомки, я встречу того, кто написал письмо с фразою „тороплюсь кончить“. <…> Сколько недоверия к человеческой искренности в Вас, сколько узкого эгоизма!»). После этого в переписке наступил перерыв, но в 1913-м она возобновилась: Сегаль снова начала писать Блоку, время от времени ей отвечавшему.
В 1946 году в Москве литературовед Эмма Герштейн, ставшая теперь широко известной как мемуаристка, записала в третьем лице рассказ Л. М. Сегаль о Блоке. Из этого рассказа в томах блоковского литературного наследства опубликован лишь один отрывок: «Она не смела быть с ним знакомой, боялась знаменитостей. <…> Как-то встретила Блока в трамвае, посмотрела, сказала удивленно: „Вы как будто раньше были выше?“ А он ответил: „А Вы разве не знаете, что каждый человек бывает каждый день другого роста?“ Тогда она сняла с пальца серебряное кольцо с большой платиновой печаткой и дала ему со словами: „Это Вам за „Утреет, с Богом““… Он посмотрел, повертел кольцо, спросил: „А ничего не будет от этого плохого?“ Она уверила, что ничего не будет, и он принял подарок».
7 апреля 1914 года Лиля Сегаль присутствовала на первом представлении спектакля студии Мейерхольда по пьесе Блока «Балаганчик», которое провалилось. 24 апреля Сегаль писала Блоку: «Трудно было оставаться в Петербурге после того, как я видела, как каменеет Ваше лицо, и слышала, как голос лаун-теннисиста вместо того, чтобы кричать „аут“ и „рэди“, говорил слова нежного неврастеника — Вашего Пьеро». В письме от 4 июня 1916 года Сегаль благодарила Александра Александровича за подаренный им сборник его пьес «Театр», выпущенный тогда «Мусагетом» (возможно, этот подарок Блока был связан с ее отъездом сестрой милосердия в действующую армию).
В личном архиве Полонской сохранились два письма Л. М. Сегаль, написанные в Петрограде в 1915 и 1916 годах и полученные ею в армии. То, что летом 1916-го Лиля Сегаль приехала в Фастов и стала служить сестрой милосердия, подтверждает телеграмма, отправленная из Петрограда ее матерью 19 июня 1916 года доктору Елизавете Григорьевне Мовшенсон по случаю ее дня рождения: «Сердечное поздравление пожелания привет вам маме Лиле = Анна Сегаль». Привет маме связан с тем, что мать Елизаветы Григорьевны, неугомонная Ш. И. Мовшенсон, в те дни находилась в Фастове, куда приехала из Петрограда проведать и поздравить с днем рождения дочь.
Как раз в 1916 году жизнь самой Лизы Мовшенсон резко переменилась (бурный роман с киевским инженером Л. Д. Полонским, замужество, смена фамилии, в ноябре рождение сына и вскоре развод, а в 1917-м возвращение в Петроград) — так что ей в те месяцы стало совсем не до своей питерской знакомой. Каких-либо бумаг более позднего, чем 1916 год, времени, где бы встречалось имя Л. Сегаль, в замечательно сохранившемся архиве Полонской нет. Лиля Сегаль знала только Лизу Мовшенсон и, вполне возможно, не догадывалась, что Серапионова сестра Елизавета Полонская — это она и есть. К тому же сама Сегаль вскоре вышла замуж за московского химика Бродского, также сменила фамилию и навсегда переехала в Москву. Известно, по крайней мере, о еще двух «блоковских» эпизодах ее московской жизни — маем 1920 года датируется ее письмо Блоку, в котором она просит у него фото, и, наконец, 31 мая 1921 года один из руководителей петроградского Дома литераторов В.Я. Ирецкий написал ей, что Блок очень серьезно болен; после сообщения об устройстве для поэта кое-чего из продовольствия следовало предложение Ирецкого: «Устройте и Вы ему что-нибудь от московских почитателей»…
