Елена Морозова - Калиостро
За время, что Гертруда провела в Страсбурге, она подружилась с Серафиной, и, когда из Базеля приехал ее супруг, обе семьи стали жить вместе и устраивать совместные трапезы. Здоровье мадам Саразен настолько окрепло, что в 1782 году она родила сына, названного Александром в честь Калиостро, а спустя немногим более года — дочь, названную Серафиной. Растроганный Саразен сделался верным адептом магистра и — главное! — его безотказным банкиром, открыв ему кредит во всех крупных городах Европы. С тех пор связь между Саразеном и Калиостро не прерывалась до самого ареста мага. Саразен регулярно получал сведения о графе от его учеников, называвших магистра «дорогим учителем», а его супругу «маменькой»…
Роскошные выезд, дом и стол, постоянная благотворительность графа заставляли многих задуматься об источниках его средств. Некоторые считали, что Калиостро у себя в лаборатории производит золото, но так как никто не видел, чтобы он продавал золотые слитки, эта версия отпадала. Единственным лежащим на поверхности объяснением являлась благодарность Саразена, позволявшая Калиостро проживать 30 тысяч ливров в год10. Саразен настолько проникся восхищением к магистру, что, когда на того посыпались обвинения со стороны официальной медицины, немедленно написал письмо в его защиту; письмо опубликовал «Журналь де Пари» («Journal de Paris») от 31 декабря 1781 года. «Полагаю, излишне подробно расписывать процедуры и способы лечения, применяемые графом Калиостро, — писал швейцарец. — Я сам видел, сколько трудов прилагает сей знаменитый друг человечества для облегчения страданий недужных. Изготовление и продажа бальзама, заполучить который жаждут многие, не является для него самоцелью. Творить добро ради добра — вот его принцип, и награду он находит в своих собственных добродетелях. Мне трудно выразить свою признательность, ибо мне не хватает слов, дабы описать обуревающие меня чувства».
Тот же «Журналь де Пари» напечатал и благодарственное письмо шевалье де Ланглуа: «Я всем обязан графу Калиостро. Он мой спаситель. На протяжении восьми лет жизнь моя находилась под угрозой, и ни одно лекарство из тех, что прописывали признанные врачи, мне не помогало. Меня ожидала полная утрата умственных способностей и смерть. Граф вернул меня к жизни, вернул мне здоровье, разум и счастье. Меня перестали мучить боли, я достиг полного выздоровления. И не только я, но и множество других больных»11.
Хвалебные отзывы о Калиостро находим мы у английского путешественника Вильяма Кокса и французского мецената и музыканта Жана Бенжамена Лаборда, ставшего рьяным почитателем Калиостро. Кокс, в частности, писал: «Сударыня, о нем ходит много шуток. Он Антихрист, ему 500 или 600 лет, у него есть философский камень, универсальное лекарство, это один из тех посланцев Создателя, которых тот посылает иногда на землю в человеческом облике. Если это так, то дух сей достоин всякого почтения; он говорит почти на всех языках Европы и Азии, его красноречие поражает, даже если он и не всегда хорошо говорит, о его исцелениях пишут медицинские журналы. Из 15 000 больных, которых он пользовал, умерли всего трое, да и то не по его вине.
Простите, сударыня, только что был на аудиенции у этого удивительного человека. О, как бы вы стали его ценить, ежели бы видели его, как я: бегущего от одного бедняка к другому, со страстью перевязывающего ужасные раны, исцеляющего недуги, поддерживающего надежду, раздавая лекарства страждущим, осыпая их благодеяниями, и только потому, чтобы утешить страдающего человека и насладиться неоценимой сладостью быть на земле образом благодетельного Божества.
Представьте себе, мадам, огромный зал, заполненный несчастными, почти все они лишены поддержки и помощи, они протягивают руки к небу, чтобы умолить милосердного графа. Он слушает их, одного за другим, и иногда выходит и возвращается с лекарствами. Но им нужен бульон, чтобы поддержать силы, не только лекарства; Калиостро делит между ними содержимое своего кошелька. Несчастные обнимают его колени, словно к Богу, тянут руки… слезы текут из глаз… он сам рыдает, это радость сердца»12.
Приведенный выше пассаж, взятый из защитительной речи Калиостро на процессе по делу об ожерелье, вызвал сомнения: не является ли он плодом фантазии самого магистра? Будущий знаменитый революционер Мирабо, в частности, писал: «Я не мог найти оригинал этого письма, но, возможно, в нем ничего не преувеличено. Письма сего я не нашел в собрании сочинений Кокса. И в переводах оного Кокса тоже не говорится ни о Калиостро, ни о Страсбурге. Сочинение Вильяма Кокса посвящено леди Герьер, графине де Пемброк, и состоит из писем, адресованных господину В. Мельмоту, но в письме, которое цитирует Калиостро, адресатом является дама!.. Калиостро говорит, что это перевод писем, сделанный Карбоньером. Но кто это? Когда это?»13
В Страсбурге Калиостро держал открытый дом, и Серафина всегда с готовностью приносила лишний прибор. Народу за столом собиралось много, ибо всем было любопытно посмотреть на Великого Кофту и целителя. Однажды два студента-медика, задумав разыграть Калиостро, явились к нему на прием, и один из них попросил поставить диагноз его тяжелобольному другу. Взглянув на пациента, Калиостро сказал, что готов оставить мнимого больного у себя на две недели, дабы лечить его диетами, но студент в ужасе отказался. Тогда Калиостро молча написал на бумажке диагноз и протянул ее друзьям; те прочли: «Возбуждение зависти у господ с медицинского факультета». Приятели устыдились, а Калиостро пригласил их к обеду, и с тех пор они стали верными адептами магистра.
За столом в доме Калиостро собирались не только его поклонники или безобидные шутники. Некий шевалье де Нарбонн (возможно, наслушавшись речей Саки) захотел спровоцировать Калиостро и опрокинул соус на платье сидевшей рядом с ним Серафины, чем довел ее до слез. «Зачем вы сели рядом с этим молодым человеком? — спросил супруг. — Он же наглец, и это известно всем». Шевалье вспылил и заявил, что, будь он в другом месте, он бы обошелся с Калиостро, как подобает обращаться с зарвавшимся шарлатаном. «Для больных я врач, — ответил граф, — для здоровых я человек чести и готов покарать наглеца». «Я прикажу побить вас палками», — надменно бросил шевалье. «У меня людей больше, — ответил Калиостро, — так что на ваши двадцать ударов я отвечу сотней». Шевалье хотел заставить Калиостро драться, но тот сказал, что больные прежде всего, и отправился на прием. Пока он вел прием, маршал де Контад посадил шевалье под арест. Отметим: ряд современников утверждает, что случай сей произошел не в доме Калиостро, а на обеде у кардинала Рогана в Саверне и шевалье де Нарбонн не опрокидывал соус, а бросил тарелку, метясь в голову Калиостро (тарелка пролетела мимо). Но где бы скандал ни случился, выйдя из-под ареста, шевалье де Нарбонн продолжил нападки на магистра, поддержав тем самым закулисную кампанию Остертага. Однажды ночью в Страсбурге с ведома Остертага расклеили листовки с пасквильными стишками, где высмеивался Калиостро — шарлатан и ловелас. Возможно, недруги заметили, что магистр слишком часто посещал одну из своих адепток, графиню N***, чьим лечащим врачом и духовным учителем он являлся. Но заметила ли это Серафина?
