Отто Коцебу - Путешествия вокруг света
Сегодня с закатом солнца наступает для Кареймоку и знатнейших дворян табу, продолжающийся одну ночь и два дня. Здесь чем знатнее кто-либо, тем более строгие обязанности возлагаются на него; с каждым полнолунием и новолунием наступает такое табу: как только солнце склоняется к закату, они идут в мурай и выходят оттуда только по прошествии назначенного срока. Шамиссо получил от Кареймоку позволение оставаться в мурае во все продолжение табу; нет сомнения, что он первый европеец, которому это удалось.
Посещение Кареймоку уверило жителей в моем миролюбии, так что я без всякого опасения свободно мог осматривать остров. Как только гости мои оставили «Рюрик», я отправился в Гана-Руру, где жители обращались весьма скромно и радовались, когда я из любопытства входил в их дома; все домашние собирались вокруг меня, подносили мне разные закуски, много говорили и забавлялись, как дети. Ни в какой хижине нет недостатка в курительных трубках, и курение табака здесь, кажется, главнейшее наслаждение. Дома в Гана-Руре, стоящие в иных местах один подле другого в прямых и длинных линиях, а в других рассеянные, похожи на дома Овайги. Несколько поселившихся здесь европейцев построили себе дома, которые образуют, так сказать, середину между нашими и тамошними строениями. Испанец Морини, построивший здесь каменный дом, может быть рекомендован каждому посещающему о. Вагу; он развел тут многие полезные растения и заботится об их преуспевании; доныне он один имеет значительные стада быков, коров и овец, у него имеются также лошади, полученные из Америки.
Во внутренности острова водится много рогатого скота, давно уже привезенного сюда европейцами; он размножается здесь, как меня уверяли, очень сильно, но до такой степени одичал, что на него охотятся в горах. Лет уже около 30 живет на этом острове один англичанин, по имени Гомс (который раньше занимал место Кареймоку), честным поведением заслуживший всеобщее уважение. Все поселяющиеся здесь европейцы женятся на сандвичанках; поэтому и вероятно, что со временем племя коренных здешних жителей вовсе исчезнет[103].
Я было намеревался войти в крепость, но часовой закричал мне «табу», и я должен был возвратиться; впоследствии я узнал, что вход в нее запрещен каждому иностранцу. Кареймоку имеет пребывание в крепости, в которой все еще продолжаются работы; так как здешние уроженцы в такой постройке неискусны, то в коменданты определен англичанин Георг Беклг, который прежде служил на купеческом корабле; крепость четырехугольная, стены имеют две сажени в вышину, построены из кораллового камня. Я посетил Юнга, который дал мне прочесть письмо английского короля к Камеамеа, привезенное Вилькоксом из порта Джексон. Письмо это написано на английском языке; Камеамеа почтен в нем титулом величества.
Главное содержание его состояло в следующем: Георг, король английский, изъявляет его величеству, королю Сандвичевых островов, искреннюю свою благодарность за присланный ему на фрегате «Корнваллис» плащ из перьев. Он уверяет его в своей дружбе и покровительстве и извещает, что всей английской морской силе дано повеление оказывать всякое уважение кораблям, носящим флаг его величества короля Камеамеа. В заключение упоминается о корабле, строящемся для него в порту Джексон, и о подарках, отправленных его величеству. Из письма видно, что Камеамеа признан английским правительством настоящим королем. Все бумаги, получаемые им, отдаются на сохранение Юнгу, который пользуется особой доверенностью короля и уважением его народа.
Солнце приближалось к закату, когда я проходил мимо мурая, в который только что вошел Кареймоку в сопровождении Шамиссо и нескольких «гери». Мурай этот, находящийся в небольшом расстоянии от Гана-Руры, построен наскоро, поскольку жители разрушили старый мурай, оскверненный вторжением людей Шеффера. Ярость их тогда была безгранична; если бы Юнг не вступился, то нет сомнения, что подчиненные Шеффера заплатили бы жизнью за свой дерзкий поступок.
Во время вступления в мурай все соблюдали глубочайшее молчание; потом вскоре несколько человек вышло из всех четырех сторон, воздели руки к небу и громким криком, казалось, призывали кого-то с небес; повторив это несколько раз, пошли обратно в мурай. Вслед за тем, как бешеные, выскочили двое мужчин и побежали изо всех сил в противоположных направлениях вокруг мурая; я удалился, чтобы к ним не прикоснуться, ибо в таком случае мне сообщалась бы их святость, и я был бы должен вместе с ними совершать в мурае таинства табу, от чего я охотно отказался, поскольку мое любопытство могло быть удовлетворено через Шамиссо.
4 декабря. Так как я давно уже изъявил желание видеть пляски жителей о. Вагу, то Кареймоку сегодня пригласил нас на такое увеселение. Нас повели к его дому, перед которым было приготовлено обширное место, уже окруженное множеством зрителей; для нас были постланы в середине круга циновки. Весьма странным показалось мне, что я не застал тут хозяина; вскоре, однако, подошел ко мне Юнг и сказал: «Губернатор просит извинения в том, что не будет, поскольку супруга его до такой степени напилась, что он не может ее оставить». Как ни странно было такое извинение, но оно справедливо, и я им удовольствовался. Женщины здесь вообще более преданы пьянству, нежели мужчины.
Мы сели, и вслед за тем начались пляски. Оркестр состоял из четырех человек, которые маленькими палочками били по выдолбленным тыквам и таким образом производили глухие звуки. Три публичных плясуна, переходящие с одного острова на другой и показывающие свое искусство за деньги, выступали вперед совершенно нагие, имея только кольца из кабаньих клыков на руках и полулаты из собачьих зубов на ногах. Плясуны стали против нас один подле другого и разными искусными телодвижениями выражали значение распеваемой песни.
В особенности умели они производить мгновенные перемены в своих лицах и согласовать их вид с движениями тела. Зрители были в восхищении и при каждом отдыхе входили в круг, чтобы одарить плясунов; восторг их достиг наконец того, что они отдавали фиглярам даже свои шелковые платки. Когда мужчины достаточно отличились, то сцена переменилась, и множество молодых девушек стало в три ряда. Головы и плечи были у всех весьма красиво убраны венками из цветов, шеи украшены бисером и разными чудесными вещами, и только нижняя часть тела была покрыта пестрой материей тапа; группа эта была очень изящна, производя под одноголосую музыку самые прелестные движения. Задние ряды подражали переднему и повторяли те же самые движения. Все зрелище носило на себе печать непорочной природы и увлекало меня более самого искусного европейского балета.
