Джон Литтлпейдж - В поисках советского золота
Эти качества особенно полезны, когда подходит крайний случай. Один мой друг, который жил в Шанхае во времена русской революции, на всю жизнь остался под впечатлением, как вели себя русские женщины, беженки, собравшиеся в том городе, где рабочая сила так дешева, что мало кто из белых людей может надеяться выдержать конкуренцию с китайцами. Русские беженцы попадали в Шанхай тысячами, большинство без копейки денег и без какой-нибудь полезной квалификации. Они оторвались от всех старых связей, большинство говорили только по-русски, и перспектива перед ними вставала мрачная.
Мужчины, рассказывал мой друг, были настолько выбиты из колеи таким поворотом событий, что целые годы от них не было никакой пользы. Но женщины взяли все в свои руки, и именно женщины организовали уважаемую и самостоятельную русскую общину, росшую в Шанхае в течение последующих лет, и постепенно установили «маленькую Россию» в Китае, с опорой на старые традиции, с передачей детям языка, обычаев и литературы дореволюционной России.
Женщины в Шанхае поначалу делали все, что подвернется, лишь бы содержать семью. Они шли в служанки, за плату, не большую, чем у китайских кули; работали в ночных клубах «профессиональными партнершами» и «хозяйками»; самостоятельно учились на маникюрш и стенографисток. Они жили в бедности, но не жаловались, экономили из своих скудных заработков достаточно на образование детей или младших братьев и сестер, так что через несколько лет им удалось выбраться из серой массы неквалифицированной и необученной рабочей силы.
Новую жизнь внутри России после революции было почти так же трудно построить, как и в эмигрантских колониях за рубежом. Советским людям пришлось адаптироваться к новым и быстро меняющимся условиям, и женщины внутри России, как и за ее пределами, показали, что способны лучше приспособиться к новым обстоятельствам. Коммунистические власти, строя свои планы, рассчитывали на двойной метод привлечения женщин для поддержки программы индустриализации.
С одной стороны, была создана тщательно разработанная пропагандистская машина, убеждающая женщин занимать любые места в промышленности. Коммунисты после 1917 года неизменно настаивали на равенстве полов, и теперь, в сущности, говорили: «Женщины, вот вам шанс показать, что вы серьезно воспринимаете свое равенство. Мы открыли вам доступ во все школы, ко всем видам работы, на основе равной оплаты за равный труд во всех областях. Теперь нам нужна ваша помощь в новой промышленности. Помощь на рудниках, и в метро, и на сталеплавильных заводах, и в конторах, и на фермах. Вы поможете нам создать индустрию, даже если работа грязная или неприятная, или оставите все мужчинам?»
Примерно в таком тоне прозвучало обращение к советским женщинам, и оказалось действенным. В то время, когда рабочие условия были очень плохими, жилье и снабжение продуктами — неадекватными, когда рабочие-мужчины шатались по стране толпами в поисках «лучшей доли», женщины оставались на рабочих местах и сыграли значительную роль в выполнении программы индустриализации.
Но власти сопровождали эмоциональные призывы к женщинам и другим методом убеждения, косвенным и более или менее скрытым, но, возможно, даже более эффективным. То был простой метод экономической необходимости. Контролируя всю национальную экономику, власти в Москве могли регулировать зарплату и цены в такой степени, какая была невозможна в большинстве стран. После 1929 года они установили зарплаты и цены таким образом, что работающему было чрезвычайно трудно содержать семью с минимальным уровнем комфорта. Если жена не работала, семья, вероятнее всего, оказывалась на скудном рационе.
Вот таков был механизм привлечения женщин. Пропагандистская машина внушала, что модно работать в самых тяжелых условиях. Ножницы зарплат и цен почти неизбежно заставляли пойти на какую-нибудь работу, чтобы выжить. Власти начали организовывать дневные ясли для детей работающих женщин, а закон предоставлял им два месяца отпуска с полной оплатой после рождения ребенка, и соблюдался до йоты. Миллионы работниц наводнили рудники, фабрики, заводы, леса, выполняли любую работу, за исключением самых тяжелых, и эта громадная трудовая армия позволила российской индустрии так далеко продвинуться вперед за сравнительно короткий срок.
Что касается влияния работы вроде шахтерской на женщин, я не врач и судить не могу. Я всегда смотрел на дело с другой стороны, и был заинтересован в том, чтобы женщины отрабатывали свою зарплату. Они неизменно отрабатывали.
Но, думается мне, неограниченное использование женского труда в таких отраслях, как горное дело, производство стали и тому подобных — временная стадия в развитии советской индустрии, она уже проходит. За последние два года моего пребывания в России, с 1935 по 1937, я заметил, что не так сильна тенденция у женщин трудиться на тяжелых рабочих местах в промышленности, а у пропаганды — привлекать их туда. Стало распространяться мнение, что мужчины больше годятся для такой работы.
Почему? Главным образом благодаря большей зарплате, которую получали многие квалифицированные рабочие после широкого применения сдельной системы. Рабочие, обнаружив, что снова могут содержать семью, хотели, чтобы жены сидели дома, а женщины не возражали туда вернуться. Власти тоже не возражали, собственно, казалось, они даже поощряли возвращение к дому.
В появлении такого большого количества советских женщин на тяжелых работах в промышленности основную роль играли экономические мотивы, и они же действовали теперь, вновь отсылая многих из них к домашнему очагу. Более широкое применение сдельной работы за последние три-четыре года дало возможность многим квалифицированным рабочим и управляющим содержать семьи на достаточном уровне комфорта, и большое количество женщин, как оказалось, проявили согласие, чтобы мужья их содержали.
Эту тенденцию поощряют официально. Одна из крупнейших газетных кампаний в течение последнего года моего пребывания в России была в пользу новой ассоциации жен инженеров и управляющих в промышленности. Их жены больше не работают за зарплату, хотя раньше многие из них так и делали. Они посвящают все свое время домашнему хозяйству и семье, а это в России — в куда больше степени, чем в других странах — полный рабочий день, ввиду отсутствия сервиса и трудностей в добывании продуктов питания и прочих товаров.
Однако власти хотели бы, чтобы эти женщины вели общественную работу, вдобавок к своей домашней. Поскольку государство в России считает себя вправе всем указывать, что и как делать, правительство собрало их в Москве, чтобы разработать для них программу. Женщины организовали ассоциацию, куда входят жены управляющих, инженеров, высокооплачиваемых промышленных рабочих, и согласились вести добровольную работу на фабриках и рудниках, без оплаты. Их обязанности включают инспекцию столовых и жилищ рабочих, чтобы там было чисто и «культурно», если прибегнуть к распространенному русскому выражению; организацию художественных, музыкальных и домоводческих кружков для жен рабочих, и прочее, что мы в Америке называем социальным сервисом. Организация подобного объединения, похоже, стала вехой в конце периода, который фактически начался в 1929 году, когда власти косо смотрели на женщин, не имеющих постоянной оплачиваемой работы.
